По течению - [7]

А ведь ничего такого уж серьезного в документах и не было, просто те самые подозрения, о которых думал он сам — непонятное происхождение дара, деньги…почему он так сорвался?

Мучившее осязаемое чувство вины и собственной никчемности привели его в паб. Обрюзглый краснолицый бармен, по уши заросший неопрятной светлой бородой, в странном фартуке, украшенном абстрактной картой пятен, без лишних слов придвинул бокал. За длинной, давно не мытой темной стойкой, среди полос содранного лака и трещин самого подозрительно вида, Эл пытался избавиться от неприятных чувств одним из самых древних способов излечения души — обильным поливом этой самой души струями алкоголя.

Стены уже начали немного вихлять, а бармен казаться самым замечательным человеком на свете, несмотря на то, что его лицо уплывало куда-то в туман, но мерзкое ощущение никак не уходило, а как будто даже раздувалось, выходя за пределы головы и заставляя неприятно сжиматься сердце.

С трудом сфокусировавшись на пустом бокале, Эл поднял глаза на бармена. Тот тер кружку и смотрел как-то очень уж недобро.

— Закрываемся мы. — прогудел он в курчавую бороду, свел брови и кивнул в сторону двери. — завтра приходите, уважаемый. Утро почти.

Попрощавшись с почти всем содержимым кошелька, кренясь то в одну, то в другую сторону, Эл покинул чудесное заведение и вышел в серые предрассветные сумерки.

Вдохнув прохладный воздух, ощутил прилив сил и даже некоторое прояснение сознания. На востоке небо уже бледно голубело, в противоположной стороне еще густела чернильная синь. В городе было непривычно тихо, тишину разгонял только шорох листьев, шевелимых ветром. Вдыхая полной грудью восхитительный воздух, не испорченный еще жарой, запахами еды, пронизанный тонкими нотками свежей, влажной травы и близостью воды, Эл с внезапным облегчением решил: «Не так уж оно и плохо! Наладится, все наладится!». Сестра его простит, Рени выздоровеет, бывшего приятеля казнят, ну да, ошибся он, не с тем связался, с кем не бывает? Тем более он и сам уже понял, что Брелан какой-то подозрительный…

Именно на этой оптимистичной ноте откуда-то сзади появилась рука с зажатым в ней платком и приземлилась на лицо, зажав нос и рот. Эл шарахнулся было в сторону, но ноги внезапно подвели, и он мягко опустился на землю, заботливо поддерживаемый сзади.

Горизонт пробили первые солнечные лучи. Повозка вывозила из города мешки, в одном из которых счастливо похрапывал Эл.

1.8 Эверенн.

Уже на следующий день отек начал спадать благодаря приглашенному в дом магу Тела и Плоти. Юркий картавый парень замазал всю шею какой-то странной синеватой слизью, и к вечеру я увидела в зеркале что-то более похожее на обычное мое отражение. На побледневшей коже пятнами выделялись следы пальцев. Глаз тоже обрадованно вылез из припухлости, хотя и не до конца.

Эла я в это день не видела. Утром зашел отец.

Я сидела на постели и пыталась распутать волосы. Кровь из них вымыли, но пряди остались жесткими и спутанными. Отец тихо присел рядом, отобрал расческу, потянул за волосы, вынуждая повернуть голову.

Легкие, идеально ровные пряди рассыпались по плечам. Отец хорошо владел бытовыми плетениями, поэтому и выглядел безукоризненно в любом положении. Я же даже отпугивающее мух заклятие не могла наполнить силой.

Я была очень похожа на отца. И внешне — невысокий, русоволосый, тонкокостный, он никогда не был особо мускулистым и не выглядел угрожающе. Одинаковые удлиненные светло-карие глаза, небольшой нос, бледные губы, ямка, делящая подбородок пополам, привычка в эту самую ямку упираться костяшкой указательного пальца — я была как эхо отца, не копия, но подобие.

— Эл врет? — негромко спросил папа, скрепляя волосы хрупкой золотистой заколкой, вытянутой прямо из воздуха. Я прикусила губу.

— Он боится, что вы его выгоните. — объяснила я. — Ты же все знаешь?

Отец грустно улыбнулся. Он, как не последний маг дома Памяти, мог призвать и увидеть почти любое событие, которое когда-либо случалось.

— Иногда мне очень жаль, что во мне не проснулась сила дома Несбывшегося. — грустно проговорил он. — Тогда я успел бы сломать этому идиоту ноги до того, как он пришел к тебе и втянул во все это. Хотя, стоит признать — ты тоже хороша. Какой частью тела ты думала в тот момент, когда соглашалась на это?

Я со стоном закрыла лицо руками.

— Пап, мне ужасно стыдно. Я не знаю. На тот момент это казалось…правильным?

Отец притянул меня к себе, я уткнулась носом в его плечо и затихла.

— Это ничего. — твердо ответил он. — Главное, все случившееся позади. Но я очень прошу тебя больше не влезать ни во что подобное.

Я наконец решилась задать главный вопрос.

— Пап, а мама? Почему она не приходит?

Ладони отца на моих плечах вздрогнули. Не знаю каким чувством, но я поняла, что этого вопроса он ждал, боялся и все-таки надеялся, что он не прозвучит.

— Мама… мама пока…не может прийти. — подобрал слова с трудом. Я отодвинулась, заглянула ему в лицо. Отец ответил взглядом, в котором было…сочувствие? Да. Стыд? Еще больше.

Отношения с мамой у нас были сложные. Мама, категоричная и безупречная, мама-достоинство-превыше-всего, мама, которая учила меня танцевать и при любых обстоятельствах держать лицо. Мама, которая всегда отчитывала меня, поэтому жаловаться я бегала к папе. Папа укладывал меня спать, папа замазывал разбитую коленку после падения с чердачной лесенки, папа заплетал мне волосы и учил читать. Мама и Эл рано потеряли родителей, и мама взвалила воспитание младшего брата на себя. Иногда мне казалось, что он ее сын, а я только папина.