По таёжным тропам. Записки геолога - [40]

К вечеру я, завершив работу, подошел к устью этого ручья, но сверх ожидания никаких признаков лагеря не заметил. Солнце тусклым красным диском спускалось к линии туманного горизонта, вокруг безмолвно чернела тайга, глухо шумел ручей. Нигде не было видно каких-либо следов близкого присутствия человека.

Уходя на дневной маршрут в твердой уверенности, что место, намеченное для табора, находится совсем близко и его нельзя спутать, я ушел в маршрут налегке, даже не захватив с собой продуктов. И вот опять какая-то чертовщина. Где же этот проклятый табор?

Я решил выбраться на водораздел, чтобы сверху рассмотреть огонек костра, который должен быть где-то неподалеку. Пришлось идти километра два по топкому кочковатому болоту, спотыкаясь и утопая по колени в холодной болотной жиже. Солнце скрылось за горизонтом, и сразу резко похолодало. Комары, как демоны, с воем носились над моей головой и кусали нещадно.

Поднявшись на вершину сопки, я остановился и долго всматривался в темную даль. Никаких признаков костра. Пришлось мириться с мыслью о голодной ночевке в тайге. Успокаивало только то, что стояла ясная погода.

В это время в мое ухо чуть слышно ударил глухой пробочный звук далекого выстрела. Я немедленно взял компасом направление, но сколько ни приглядывался, не мог заметить признаков костра. Чувствовалось, что звук выстрела шел издалека, со стороны одного из притоков Мяунджи, находящегося километрах в пяти от меня. Уже основательно стемнело, и путь по кочкам, болотам и лесным зарослям сулил очень мало приятного.

Призывая «благословения» на головы своих подчиненных, я по азимуту отправился в путь. Можно, конечно, было бы переспать у костра и утром прийти к табору, но мне не хотелось терять завтрашнего дня, а кроме того, надо было выяснить, в чем же дело?

Началась долгая мучительная дорога в темноте. Я спотыкался, падал, забирался в густые заросли, попадал в какие-то вязкие, топкие места и, наконец, добрался до стана, около которого горел яркий огонь. Рассмотреть его можно было только на очень близком расстоянии, так как он был разложен среди густой купы деревьев.

Алексей Николаевич и Петр мрачно сидели у костра. Из палатки доносилось пьяное бормотанье Николая. Из нее вышел пошатываясь подвыпивший Алексей и с улыбкой пытался «интеллигентно» разговаривать. Семен храпел в углу палатки. Постепенно, как на фотопластинке, стала проявляться негативная картина сегодняшнего дня.

Оставив своих спутников, Успенский и Кулеш отправились на работу и, продвигаясь с опробованием по долине Мяунджи, добрались до устья ручья, где намечалась очередная стоянка. Они поднялись вверх по ручью, взяли нужное количество проб и вернулись на его устье. К их глубокому изумлению, транспорт еще туда не прибыл. Решив, что выезд по какой-либо причине задержался, они отправились к месту прежней стоянки, но никого там не застали. Тогда они пошли обратно, приглядываясь к конским следам, и обнаружили, что транспорт неожиданно свернул в сторону. Мучительно медленно, ища следы, которые то отчетливо были видны на мшистой поверхности, то напрочь терялись на каменистых местах, два следопыта наконец набрели на место нового табора, который был разбит в скрытом уединенном месте, далеко от намеченной точки, с явным намерением «затеряться».

Все трое «конников» были изрядно выпивши и старались объяснить Успенскому, что заветная банка со спиртом, которая хранилась в одном из вьючных ящиков, дала течь. Одна из лошадей, везшая эту банку, споткнулась, и спирт стал просачиваться из банки. В качестве вещественного доказательства указывалось на то, что от ящика пахнет спиртом.

Все это было сделано нагло, неумно и неумело. Ящик снизу был сухим и явно облит сверху впоследствии. По их словам, они заблудились и поэтому остановились не там, где намечалось, собираясь на следующее утро разобраться в обстановке и приехать на нужное место. Конечно, все это было сделано нарочно, и стан они специально разбили в таком месте, где его трудно было найти. Хорошо, что Петр, привыкший иметь дело с лошадьми, был с Успенским. Без него последний не в состоянии был бы найти новое место стоянки.

Через некоторое время охмелевший Николай впал в буйство, ругался, проклиная меня, Успенского и весь белый свет за то, что мы сгубили его молодую, жизнь. Пришлось связать его и оставить разбор дела до следующего дня.

Наши будни. Дела и люди

Дни проходили в беспрерывной напряженной работе, ставшей привычной. Вдвоем, с Алексеем мы уходили в трех-пятидневные маршруты.

Ох, уж эти маршруты! Они слишком выматывают организм. Главное в них — это убийственная тяжесть образцов, количество которых к концу маршрута становится огромным.

И в то же время без них не обойдешься. Это геологические документы, а геология здесь сложная и документов набирается много. Для организма это лишняя дополнительная нагрузка, ибо ему и так приходится нелегко при многочасовом маятникообразном движении вверх-вниз по гористым водоразделам.

Сегодня за 14 часов работы, с 6 утра до 8 вечера, мы по сложному гористому рельефу смогли сделать только 12–13 километров вместо обычных 20. Сегодняшний рельеф был каким-то особенно диким. Нам пришлось шагать по острым гребням, покрытым крупными обломками и глыбами расползающихся под ногами пород. На каждом шагу мы рисковали сломать себе ноги.