По таёжным тропам. Записки геолога - [38]

Уже незадолго перед вечером, когда дождь несколько стих, перед нами появилась широкая мощная долина большого притока Эмтегея, не вызывавшая сомнения в том, что это Пенесекчан. Пристально вглядываясь, мы с трудом уловили в наиболее заросшей части устья слабенькую, синеватую струйку дыма, такую ничтожную, что если бы не слегка прояснившаяся даль, она осталась бы незамеченной. Обрадованные, мы направились к костру, путаясь в валежнике и по колено утопая в болотах, пока наконец не подошли к… берегу Эмтегея, на противоположной стороне которого весело горел огонек.

Эмтегей яростно вздулся. Его мутные воды несли вывороченные с корнем деревья, коряжины, пучки травы, сломанные ветки и прочий хлам. Перейти его не было никакой возможности.

Трудно передать чувство возмущения, которое охватило нас при виде этой картины.

На крик из палатки вылезли заспанные фигуры наших спутников.

Стоять на месте промокшему до нитки в ожидании, пока подадут лошадей, мне отнюдь не улыбалось, тем более, что в груди моей клокотал вулкан ярости и гнева на моего прораба, на каюра, вообще на весь состав партии, ухитрившейся, несмотря на четкие указания, остановиться на противоположной от нас стороне реки.

Чтобы ускорить события и дать разрядку накопившимся эмоциям, я, вытащив из карманов все, что там было, бодро вступил в пенистые воды Эмтегея и как был, в одежде и ичигах, «вольным стилем» поплыл на противоположный берег. Переправившись на ту сторону и слегка лязгая зубами, я направился к костру.

Навстречу мне шел Успенский с жалкой виноватой улыбкой. На него и обрушился первый шквал моего гнева. Он виновато оправдывался тем, что пришел только перед дождем, что стан был разбит без него Семеном и Николаем. Когда же я ехидно спросил его, почему он не перенес стан на правую сторону, то он жалобно взглянул на меня и умолк, потупив взор. В лагере тоже досталось кое-кому. Главный же виновник — наш каюр Семен куда-то предусмотрительно исчез.

С трудом кое-как переправили мы вплавь на конях рабочего и наше снаряжение, сверх ожидания даже не подмочив его.

Аркагала и Мяунджа — уголь и золото. Куда идти?

Дождливая погода продолжалась весь следующий день. Он был посвящен приведению в порядок собранного материала — вычерчиванию карты, исследованию и упаковке образцов, просмотру шлиховых проб, собранных Успенским, писанию полевого дневника. Дождливая погода — самое хорошее время для подгонки таких камеральных «хвостов». Тратить на них ясное погожее время жалко, особенно учитывая резкий недостаток его в наших условиях.

— Ну давайте, Алексей Иванович, вашу съемку, — оказал я Успенскому, — попробую увязать ее со своей, проведенной до установленной точки.

Успенский гордо преподнес мне карту своих маршрутов за эти дни, вычерченную даже с некоторой претензией на щеголеватость. Она состояла из русла Эмтегея с нанесенными пробами, выделенными террасами разных уровней и боковыми притоками. Карта выглядела внешне почти прилично, но меня удивило в ней одно странное обстоятельство: Большой Пенесекчан, который был опробован в нижнем течении и который по всем законам природы должен был находиться на правой стороне Эмтегея, чудесным образом переместился на левую.

На мой вопрос, почему у него Эмтегей течет от устья вверх, Успенский сделал обиженное лицо и долго не мог уразуметь, в чем тут дело. Пришлось проверить его познания в деле накладки на карту данных глазомерной съемки. Бедняга, оказывается, «полз раком», нанося обратные азимуты. Все остальное оказалось в порядке, причем сделано было тщательно и с любовью, в меру его сил и возможностей.

Меня очень порадовали данные опробования. По мере продвижения вверх по Эмтегею количество проб со знаками золота заметно увеличивалось, причем в последних пробах они становились уже ощутимыми.

Через день погода наладилась. Совместно с Успенским мы прошли вверх по Большому Пенесекчану с опробованием, которое не дало положительных результатов. Оставив его заканчивать опробование, я отправился далее, чтобы привязаться к пункту на месте нашего мокрого ночлега.

Проведенный маршрут показал, что правобережье Эмтегея и бассейн Пенесекчана в золотоносном отношении являются мало перспективными. Здесь везде развита монотонная осадочная толща, совершенно лишенная выходов и развалов кварца, а также жильных образований, с которыми связывается золотоносность. Результаты опробования очень хорошо увязывались с данными геологической съемки.

По возвращении на стан, который был перенесен километров на пять вверх по Эмтегею, я заметил, что вода за прошедшие два-три дня сильно упала. Рассматривая, как обычно, галечный материал на отмелях, я увидел на заиленных участках, оставшихся после спада воды, какие-то черные блестящие кусочки, очень легкие, но тонущие в воде. Детальное исследование их показало, что это мельчайшие частички каменного угля. Где-то вверху, по-видимому, находились коренные выходы угля, которые постепенно размывались. Теперь понятным стало появление странных шлакообразных пород, галька которых в таком изобилии встречалась в отмелях Эмтегея. Это были горные породы, обожженные пожарами, которые обычны в каменноугольных районах. Горение пластов угля, сопровождающееся высокой температурой, вызывает обжиг окружающих пород и даже их легкую переплавку.