По таёжным тропам. Записки геолога - [23]

Шрифт
Интервал

В свое время Пульман, совместно с Петром, сделали на устье Чалбыги из большого тополевого дерева неуклюжий батик, названный нами «Нелькобстрой». Батик был наполовину выжжен, наполовину выдолблен. Это низенькое длинное суденышко чрезвычайно неустойчиво. Оно переваливается с боку на бок, а сидеть в нем надо прямо на дне. Нос батика несколько «повело» в сторону. Он имеет тенденцию все время «впадать в правый уклон».

Зная, что впереди по Теньке имеются пороги и что нам предстоит неизбежное купанье, мы все наши вещи отправили с Мишей на Чалке, захватив с собой два брезентовых плаща, телогрейки и кое-какую мелочь, крепко привязанную к распоркам между стенками батика.

Отправив Мишу в путь-дорогу, мы с Ковяткиным не стали задерживаться и часа в два дня отчалили от устья Нелькобы.

День был ясный, солнечный. Правда, вдали рычал заглушенно гром, но кто будет обращать внимание на такие пустяки, когда над головой синеет небо и «солнце Ниагарой льет лучи». Ко дну батика для большей устойчивости мы привязали с обеих сторон по жердине, и зеленоватые воды Нелькобы, как добрые кони, рванули батик и понесли его по рокочущей струе в тенькинские воды.

Вначале путешествие доставляло нам оплошное наслаждение. Батик то стрелой летел по пляшущим барашкам волн, местами продираясь через каменистые перекаты, то медленно скользил по тихой глади плесов. Свежий ветерок отгонял прочь назойливую мошкару, солнышко весело улыбалось с голубого неба, и все дышало прелестью ясного августовского дня, Мимо проносились живописные берега с торчащими утесами, окаймленными то зеленым кружевом лиственниц, то желто-багряными кунами кустов и золотистых березок. Время от времени на зеркале плеса чернели многоточия утиных выводков.

Однако небо постепенно покрывалось серым саваном туч, все ближе и ближе раздавались раскаты грома и наконец полил беспощадным дождь. Мы вылезли на берег, перевернули батик и, комфортабельно расположившись под надежной крышей, с аппетитом стали закусывать лепешками с консервированным молоком. Дождик из бурного перешел в мелкий затяжной и мы решили двигаться дальше, чтобы попытаться добраться до устья Теньки. Так перешли мы «из царства свободы в царство необходимости» и уже без наслаждения, усердно поливаемые дождиком, понеслись дальше по серой невзрачной поверхности тенькинских вод, покрытых сеткой дождевых капель.

Перекаты стали попадаться чаще, камни уже не прятались под воду, а серыми клыками угрожающе торчали из-под нее, и белые пенистые волны в буйной ярости дробились об их массивные окатанные бока. Батик бросало из стороны в сторону, волны бились о по утлые бока, перехлестывали через борт.

Ковяткин рьяно вычерпывал воду, но разве можно «объять необъятное?» После каждого переката батик, выйдя на тихую воду плеса, почти на четверть оказывался заполненным тенькинской водицей.

Между тем река становилась все уже и уже. Высокие отвесные берега образовывали причудливые нагромождения мрачных иззубренных утесов, местам и покрытых завалами наносного леса, повествующего о масштабах разливов. Время от времени посреди реки попадались одиноко торчащие утесы-останцы, мимо которых мы лихо проносились по белым барашкам золи, а издали все яснее, все отчетливее доносился глухой многообещающий рев.

Это был первый настоящий порог, где хаос выступающих из-под воды порфировых жил среди сланцевого основания образовывал сложный извилистый частокол торчащих зубчатых камней. Между камнями ревели бело-зеленые валы, пенясь и захлебываясь от ярости. А посредине этого ревущего хаоса, как символ кротости и покоя, стоял «он», опершись на камень. Охваченный со всех сторон воющими в бессильной ярости волнами «он» был одинок и прекрасен в своем безмолвном величии — этот светоч культуры, заброшенный сюда властной рукой человека. «Он» — плот, на котором плыл наш поисковый отряд. Прочно посадило его, беднягу, на острый каменистый зуб, накренило по углам в 30°, прижало к какому-то выступу, — так и остался он здесь зловещим памятником неудачной попытки человека проскочить через первый тенькинский порог.



Со скоростью экспресса пронеслись мы мимо плота, и зеленый хаос поглотил нас. Тысячи ведер воды бурным потоком хлынули в батик, борта его исчезли под волнами, и он превратился в подводную лодку, а мы — в торчащие из-под воды перископы. Наша подводная лодка вихрем промчалась между жадными зубцами камней и очутилась в тихом глубоком омуте, погружаясь все глубже и глубже под воду. Бешено работая веслами, почти по пояс в воде, подплыли мы к спасительному берегу и благополучно выбрались на сушу. Вылили из батика воду, выжали одежду и вновь понеслись вниз по реке навстречу новым мокрым приключениям.

Пороги сменялись порогами, и каждый раз наш батик на три четверти наполнялся водой, но все же честно проскакивал через каменные барьеры, преграждавшие ему дорогу. Рев, стоявший в воздухе, стал уже привычным для уха, но вот оно уловило новый ритм, новую мелодию более мощного грохота.

Не доехав до белой рокочущей полосы, мы увидели на камнях у берега второй илот, благополучно проскочивший первый порог. Этот плот, как видно, был посажен с целью высадки на берег, для того чтобы избегнуть знакомства с новым порогам, более солидным, нежели предыдущий.


Еще от автора Борис Иванович Вронский
Тропой Кулика (Повесть о Тунгусском метеорите)

Автор книги, геолог, принимал участие в нескольких научных и самодеятельных экспедициях, изучавших район падения Тунгусского метеорита. В своей книге он рассказывает об истории поисков метеорита, о первом его исследователе — Л. А. Кулике, о повседневной работе и быте экспедиций, занимавшихся проблемой метеорита. Он живо описывает природу тех мест, где произошло падение метеорита, и своих спутников — людей разных специальностей, увлеченных поисками следов загадочного небесного тела.


На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Автор книги, геолог Борис Иванович Вронский, проработал на Колыме четверть века. Еще в студенческие годы, работая на одном из алданских приисков, услышал он о далекой загадочной Колыме и загорелся желанием попасть в этот край, о котором ходили смутные слухи как о стране сказочных богатств — своего рода северном Эльдорадо. И вот мечта сбывается. В 1931 году молодой геолог едет на Колыму в составе геологической экспедиции…Суровая природа, нелегкая, сложная, но исключительно интересная работа геологов, исследовавших этот дикий, неведомый край, надежды и разочарования, радость первых открытий, трудные, подчас опасные для жизни ситуации — все это описано в книге живо и ярко.


Рекомендуем почитать
Аввакум Петрович (Биографическая заметка)

Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.


Путник по вселенным

 Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.


Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.