По следу кровавого доктора - [12]

— Нет, сейчас меня точно стошнит, — заявил Еремеев. — Товарищ майор, не уезжайте никуда, я скоро. — Он засеменил за угол.

— Да уж, это ему не за роялем, — с усмешкой проговорил Игорь, провожая взглядом товарища.

— За каким роялем? — не понял Никольский.

— А вы не знали? — удивился Кобзарь. — Открою вам тайну, товарищ майор. Наш Виталька музыкальную школу посещал. Потом, правда, бросил, в милицию подался. Но на рояле лабать очень даже может. И Рахманинова, и одесский блатняк, и все, что захотите. Слух у него очень нежный, музыкальный. Только не любит он об этом говорить, стесняется. Какое-то непролетарское занятие.

— Всех нас в молодости по сторонам бросало, — сказал Булыгин. — Я вот, как и этот Мендель, в медицинский институт поступил. Мама дорогая, за первый год все кости человека наизусть выучил. Их миллион, отбарабанить хоть ночью мог. Потом, правда, бросил. Муть мутная, не мое. — Он содрогнулся. — Недавно проезжали мимо той горы, что у полотна свалена, а у меня как начало сверкать в башке. Ничего поделать не мог! Вот это малоберцовая кость, подвздошная, седалищная, патернальная клиновидная. Словно с ума сходил, потом вроде отпустило.

— Сложные вы натуры, — заявил Кобзарь. — Проще надо быть, товарищи офицеры. Вот я, к примеру, в своем втором отделе иркутского патронного завода ничем таким не заморачивался, просто делал свою работу, врагов искал, так сказать. — Он замолчал и задумался.

А уместно ли это «так сказать»?

Глава 3

Они стояли у взорванного, а потом и сгоревшего здания главного лабораторного корпуса и мрачно разглядывали то, что от него осталось. Копаться в руинах им совсем не хотелось. Там сгорело все. Соседние строения тоже сильно пострадали. Похоже, эсэсовцы обильно поливали их из огнеметов.

«Вот здесь и проводились безжалостные опыты, — думал Никольский, созерцая груды обгорелых строительных конструкций. — А сейчас попробуй разберись, что именно этот Мендель там делал».

У здания администрации шумели люди, гудели двигатели. Выживших заключенных распределяли по партиям и куда-то увозили. Многие не могли самостоятельно забраться в кузов. Солдатам приходилось помогать им.

— Здравия желаю, товарищ майор! Капитан Гундарь, двести двенадцатая особая рота НКВД. Представьтесь, пожалуйста, и озвучьте цель прибытия, — прозвучало за спиной.

Павел повернулся.

Капитан Гундарь был ниже его на полголовы, средних лет и таких же пропорций. Щеки от важности он не дул, не смотрел на Павла как на врага народа.

— Приветствую вас, капитан! — Никольский показал удостоверение. — Оперативная группа армейской контрразведки СМЕРШ. Работаем по приказу полковника Максименко. Позвоните в штаб, удостоверьтесь. Я имею полномочия требовать от должностных лиц полного содействия, предоставления людских и материальных ресурсов, а также соблюдения строгой конфиденциальности. Я не очень тяжелую фразу составил? — осведомился он.

— Нет, все в порядке, товарищ майор, — сказал Гундарь. — Я имею высшее техническое образование, связанное с горным делом. Привык к тяжелому.

Офицеры улыбнулись.

— Вообще-то нам не до смеха, капитан, — сказал Никольский. — Ваши люди вывозят выживших узников. Рекомендую не спешить с этим делом. Мне нужны вменяемые, обладающие ясной памятью и умением делать выводы. Не сомневаюсь, что такие есть. Особенно желательны те из узников, которые поневоле участвовали в экспериментах здешних медиков, возглавляемых доктором Менделем. Не уверен, что они остались, но есть смысл поискать. Подберите нормальное помещение в здании лагерной администрации, желательно избавленное от нацистской символики. Не помешает печка, ибо не май месяц. Уверен, ваши люди все вокруг уже обыскали. Мне требуется то, что связанно с медицинской частью, — люди, документы, вещи, фотографии. Вы вроде сообразительный человек, капитан.

— Не особенно, товарищ майор. — Гундарь хитро усмехнулся. — Да, я понял. Помещение будет подобрано через несколько минут. Насчет всего остального придется подождать. Да, вот что интересно, — вспомнил капитан. — Есть у нас эсэсовский офицер. Он застрял в лагере, мы его поймали. Пока не допрашивали. Высокомерный сукин сын, ведет себя по-хамски и при этом совершенно не боится получить по физиономии. Не знаю, имеет ли он отношение к медицинскому центру, но к охране концлагеря — наверняка.

— Хорошо, — сказал Павел. — Мы обязательно поговорим с этим типом.

Мебель в бывшей канцелярии была добротная, стены аккуратно выкрашены, окна не продувались. На столах еще стояли немецкие печатные машинки, лежали канцелярские принадлежности. Но содержимое столов и шкафов немцы вывезли, а то ненужное, что валялось на полу, оперативно вымели бойцы Гундаря. Двери сейфов нараспашку, пахло какой-то неприятной химией.

При немцах здесь трудились и женщины. На подоконнике лежали тюбик губной помады и круглое зеркальце.

Попыхивала буржуйка, распространяя приятное тепло. Дымоотвод люди Гундаря протянули в форточку, а щели, образовавшиеся при этом, заткнули обрывками немецкой шинели.

— Хорошо-то как! — пробормотал Кобзарь, грея замерзшие руки над печкой.

— Ты же вроде сибиряк, — заявил Еремеев, воюя с непослушным выдвижным ящиком. — А значит, по определению мороза не боишься.