По следам знакомых героев - [17]
— Ошибаетесь, друг мой, — живо возразил Холмс. — Один из первых рецензентов «Мертвых душ», весьма известный в ту пору русский литератор Николай Иванович Греч, прямо писал в своем отзыве о гоголевской поэме, что «Чичиков жестоко смахивает на Хлестакова».
— Пардон. Вам виднее, — сказал Остап. — Однако…
— Однако, — прервал его Холмс, — мы не дослушали показания господина Ноздрева. Если позволите, я хотел бы задать ему еще один вопрос.
— Ну к чему вам это, Холмс? — снова не удержался Уотсон. — Разве вы не видите, что этот человек органически не способен сказать ни словечка правды.
— А это мы сейчас увидим… Господин Ноздрев! — продолжал Холмс допрос свидетеля. — Скажите, не приходилось ли вам слышать что-нибудь насчет того, что Чичиков будто бы покупал крестьян на вывод в Херсонскую губернию?
В ответ раздался сочный жизнерадостный хохот:
— Ха-ха-ха!.. Он? На вывод?.. Крестьян?!.. Херсонский помещик?!.. И вы поверили?.. Да он скупал мертвых!
— Как мертвых? — ошеломленно спросил Джингль.
— А вот так! Приехал ко мне, да и говорит: «Продай мертвых душ!» Я так и лопнул от смеха. Приезжаю сюда, в город, а мне говорят: Чичиков, мол, накупил три миллиона крестьян на вывод. Каких на вывод! Да он торговал у меня мертвых! Истинную правду вам говорю: он торгует мертвыми душами. Клянусь, нет у меня лучшего друга, чем он. Вот я тут стою, и, ежели бы вы мне сказали: «Ноздрев! Скажи по совести, кто тебе дороже, отец родной или Чичиков?» — скажу: «Чичиков». Ей-богу… Но за такую штуку я бы его повесил! Ей-богу, повесил!
Джингль в растерянности покачал головой:
— Много слышал вранья, сэр. Сам не дурак сплести историю. Воображение работает. Язык подвешен недурно. Весьма. Но такой чепухи отродясь не слыхивал.
— А между тем именно сейчас он сказал чистую правду, — вздохнул Уотсон.
— Не смешите меня, сэр! — распалился Джингль. — Печатал фальшивые ассигнации, говорите вы? Верю! Хотел увезти дочь губернатора? Безусловно верю. Сам не раз был замешан в таких делишках. Дон Болеро Фицгиг. Гранд. Единственная дочь. Донна Христина. Прелестное создание. Любила меня до безумия. Ревнивый отец. Великодушная дочь. Романтическая история. Весьма…
— Эту романтическую историю, — прервал его воспоминания Холмс, — знает каждый, кто читал «Записки Пиквикского клуба». Если вы хотите сказать что-нибудь по существу дела, Джингль, держитесь ближе к теме.
— Извольте, сэр! Я хочу сказать, что ни на грош не верю в эту историю про мертвецов. Мистер Чичиков торговал мертвецами, говорите вы? Чепуха, сэр! На что могут понадобиться мертвецы? Какая от них польза?
— Он не мертвецов покупал, а только списки, — попытался объяснить Уотсон. — В списках они значились как живые. И поэтому он мог получить за них кучу денег.
— Кучу денег? За мертвецов? Сказка, сэр! И прескверная сказка. Весьма.
— Холмс! — в отчаянии Уотсон обратился за помощью к другу. — Объясните им. Они все явно не читали «Мертвые души». А я… Я, право, сам не очень ясно представляю себе, в чем состоял смысл всей этой махинации Чичикова.
— Существовал опекунский совет, — начал объяснять Холмс. — Куда помещик мог заложить принадлежащие ему души, то есть принадлежащих ему крепостных. Сделка совершалась только на бумаге. Закладываемых крестьян никто, разумеется, не видел. Вот Чичиков и решил скупить за бесценок умерших крепостных, которые по документам значились как живые. А потом…
— Понимаю, сэр! — прервал его Джефф Питерс. — Знал я одного такого мерзавца. Альфред Э. Рикс звали эту жабу. Он разделил на участки те области штата Флорида, которые находятся глубоко под водой, и продавал эти участки простодушным людям в своей роскошно обставленной конторе в Чикаго…
— Да нет же, — поморщился Уотсон. — При чем тут какой-то Альфред Э. Рикс? Второго такого ловкача, как Чичиков, вы не найдете во всей мировой литературе. Это личность уникальная.
— Боюсь, друг мой, что вы слишком категоричны, — покачал головой Холмс. — В каком-то смысле Чичиков, конечно, неповторим. Но… Позвольте, друзья, я прочту вам, что писал о Чичикове знаменитый русский революционер Петр Кропоткин.
Как видно, Холмс предвидел такой поворот событий и заранее подготовился. Он достал из кармана сюртука свой видавший виды блокнот, раскрыл его на заранее заложенной странице и прочел:
— «Чичиков может покупать мертвые души или железнодорожные акции, он может собирать пожертвования для благотворительных учреждений…»
— Как я для беспризорных детей? — вмешался Остап.
— Совершенно верно. Вы, Остап, в известном смысле тоже ведь ученик Чичикова. Весьма способный ученик, не спорю, но… Впрочем, позвольте, я дочитаю до конца рассуждение Кропоткина. «…Он может собирать пожертвования для благотворительных учреждений. Это безразлично. Он остается бессмертным типом: вы встретитесь с ним везде. Он принадлежит всем странам и всем временам: он только принимает различные формы, сообразно условиям места и времени».
— Вот это верно! — восторженно выкрикнул Джефф Питерс. — Ну прямо точка в точку про эту жабу Альфреда Э. Рикса, с которым я встретился, шагая по шпалам железной дороги Арканзас — Техас.
— Чтобы уж совсем покончить с этой темой, — продолжал Холмс, — я, с вашего позволения, прочту вам несколько слов из статьи о «Мертвых душах», написанной одним из современников Гоголя. Вот как автор этой статьи характеризует Павла Ивановича Чичикова.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
(Сценарии популярной радиопередачи семидесятых годов) В книге собраны сценарии популярных радиопередач "В стране литературных героев". Вместе со школьником Геной и профессором Архипом Архиповичем читатель посетит удивительную страну, где, не старея и не умирая, живут герои, когда-то созданные воображением писателей. Эти радиольесы соединяют в себе занимательные сюжеты с серьезной познавательной проблемой. Издание рассчитано на широкий круг читателей.
Книга популярно рассказывает школьникам об особенностях художественной литературы, которая содержит в себе множество увлекательнейших загадок. Авторы ставят своей целью помочь школьникам ориентироваться в огромном океане литературной науки.
Книгу своих воспоминаний Бенедикт Сарнов озаглавил строкой из стихотворения Бориса Слуцкого, в котором поэт говорит, что всего с лихвой было в его жизни: приходилось недосыпать, недоедать, испытывать нужду в самом необходимом, «но скуки не было».Назвав так свою книгу, автор обозначил не только тему и сюжет ее, но и свой подход, свой ключ к осознанию и освещению описываемых фактов и переживаемых событий.Начало первой книги воспоминаний Б. Сарнова можно датировать 1937 годом (автору десять лет), а конец ее 1953-м (смерть Сталина)
Новая книга Бенедикта Сарнова «Сталин и писатели» по замыслу автора должна состоять из двадцати глав. В каждой из них разворачивается сюжет острой психологической драмы, в иных случаях ставшей трагедией. Отталкиваясь от документов и опираясь на них, расширяя границы документа, автор подробно рассматривает «взаимоотношения» со Сталиным каждого из тех писателей, на чью судьбу наложило свою печать чугунное сталинское слово.В первую книгу из двадцати задуманных автором глав вошли шесть: «Сталин и Горький», «Сталин и Маяковский», «Сталин и Пастернак», «Сталин и Мандельштам», «Сталин и Демьян Бедный», «Сталин и Эренбург».
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».