По следам знакомых героев - [11]
— Простите, Джефф, — прервал его Холмс. — Я думаю, вам нет нужды так подробно рассказывать о ваших ловких проделках. Их знают все, кто читал рассказы О. Генри. Держитесь, пожалуйста, ближе к теме нашего заседания. Нас интересует ваше мнение о господине Хлестакове.
— Так я как раз к тому и клоню, — сказал Джефф. — За кого только, говорю, ни приходилось себя выдавать… Но чтобы объявить себя ревизором, прибывшим из столицы с секретным предписанием! Чтобы так ловко обвести вокруг пальца не одного только мэра, а всех чиновников… Нет, сэр, что ни говори, а до этого ни я, ни Энди, ни кто другой из нашей братии еще не додумался.
Аудитория шумно поддержала оратора:
— Верно!.. Что и говорить!.. Такого ловкача не часто встретишь!..
Ободренный поддержкой Джефф уверенно закончил:
— Вот я и говорю: тут даже и обсуждать-то нечего. Мистер Хлестаков безусловно украсит своей персоной всю нашу честную… виноват, я хотел сказать, всю нашу плутовскую компанию.
— Благодарю вас, Джефф. Ваша точка зрения нам ясна, — кивнул Холмс.
— Неужели вы с ним согласны? — снова не выдержал Уотсон.
— Погодите, друг мой, не торопитесь. Прения потом. Сперва выслушаем всех рекомендующих, — ответил Холмс.
И, снова водворив тишину с помощью колокольчика, он громко объявил. — Слово предоставляется мистеру Альфреду Джинглю, герою романа Чарлза Диккенса «Записки Пиквикского клуба».
Джингль вскочил и, слегка одернув фалды своего видавшего виды зеленого фрака, раскланялся на все стороны:
— Честь имею. Джингль. Альфред Джингль. Эсквайр. Из поместья «Голое место»…
— Я полагаю, все присутствующие достаточно хорошо вас знают, Джингль, — прервал его Холмс. — Поэтому вам нет нужды представляться. Расскажите лучше, что вы думаете об Иване Александровиче Хлестакове.
Джингль заговорил в своей обычной манере — короткими, отрывистыми фразами:
— Ловкий мошенник. Весьма. Я тоже малый не промах. Особенно по женской части. Прекрасная Рэйчел. Любовь с первого взгляда. Смешная старуха. Хочет замуж. Увез. Но брат любвеобильной леди, мистер Уордль, догнал. Пригрозил разоблачением. Потребовал компенсации. Дорогое предприятие… почтовые лошади девять фунтов… лицензия три… уже двенадцать. Отступных — сто. Сто двенадцать. Задета честь. Потеряна леди…
Холмс был вынужден вновь прибегнуть к помощи председательского колокольчика.
— Эту историю вашего наглого вымогательства знают все, кто читал «Записки Пиквикского клуба», — сказал он, когда шум в зале слегка утих. — Не стоит рассказывать нам здесь всю свою биографию, Джингль. Вас просят сообщить только то, что имеет отношение к Хлестакову.
Джингль поклонился председателю, затем отвесил такой же почтительный поклон всему собранию:
— Хорошо вас понял, сэр! Смею заверить вас, джентльмены, больше ни на йоту не уклонюсь в сторону. Вынужден, однако, немного сказать о себе. Коротко. Весьма… Тысячи побед. Но ни разу, — верите ли, джентльмены! — ни разу Альфред Джингль не пытался одновременно ухаживать за матерью и дочерью. Притом с таким успехом. Сперва на коленях перед матерью. Конфуз. Но… Мгновенье — и выход найден: «Сударыня, я прошу руки вашей дочери!» Ловко. Находчиво. Остроумно. Весьма. Я бы так не смог, сэр! Поэтому от души рекомендую мистера Хлестакова. Он по праву займет среди нас самое почетное место. Это будет только справедливо, джентльмены! Весьма!
Аудитория снова выразила шумное одобрение:
— Верно!.. Он прав, черт возьми!.. Тысячу раз прав!.. Тут и спорить не о чем…
Холмсу вновь пришлось прибегнуть к помощи председательского колокольчика. Водворив тишину, он сказал:
— Спасибо, Джингль. Вы высказались, как всегда, коротко и ясно. Ну-с, а теперь слово за вами, дорогой Остап! Вы тоже за то, чтобы сделать Хлестакова почетным членом Сообщества Плутов?
Как это было принято в его любимом Черноморске, Остап ответил на вопрос вопросом:
— А вас это удивляет?
— Конечно, удивляет! — вмешался Уотсон. — Вы ведь не простой плут, — решил он польстить Остапу. — Вы великий комбинатор. Неужели и вам тоже Хлестаков кажется таким уж ловкачом?
— Сэр, вы мне льстите, — парировал Остап. — Но я не падок на лесть. Надеюсь, вы помните мою скромную аферу в Васюках? — обратился он к аудитории. — Ну да, когда я выдал себя за гроссмейстера. Жалкая выдумка, по правде говоря. Во всяком случае, в сравнении с блистательной аферой мсье Хлестакова. Что ни говори, а ревизор — это вам не гроссмейстер. Перед гроссмейстером робеют, и то — лишь до первого его проигрыша. А перед ревизором все трепещут…
— Но ведь Хлестаков, — снова не выдержал Уотсон, — вовсе не выдавал себя за ревизора. Они сами…
— Пардон! — оборвал его Остап. — Не будем отвлекаться, известно ли вам какую прибыль я извлек из своей шахматной аферы?
— Ну, я не помню, — растерялся Уотсон. — Если не ошибаюсь, что-то около тридцати…
— Тридцать семь рублей с копейками, — уточнил Остап. — Шестнадцать за билеты и двадцать один рубль из кассы шахматного клуба. А Хлестаков…
— Так ведь он, — попытался снова вмешаться Уотсон.
Не такой человек был Остап Бендер, чтобы можно было так просто прервать его речь.
— Пардон! — снова остановил он Уотсона. — Я не кончил, господа присяжные заседатели! Надеюсь, вы не забыли, как мы с Кисой Воробьяниновым удирали из Васюков. Сперва я мчался по пыльным улочкам этого жалкого поселка городского типа, как принято называть нынче такие захолустные населенные пункты, а за мною неслась орава шахматных любителей, грозя меня растерзать. А потом мы с Кисой чуть не утонули, и только счастливая случайность…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
(Сценарии популярной радиопередачи семидесятых годов) В книге собраны сценарии популярных радиопередач "В стране литературных героев". Вместе со школьником Геной и профессором Архипом Архиповичем читатель посетит удивительную страну, где, не старея и не умирая, живут герои, когда-то созданные воображением писателей. Эти радиольесы соединяют в себе занимательные сюжеты с серьезной познавательной проблемой. Издание рассчитано на широкий круг читателей.
Книга популярно рассказывает школьникам об особенностях художественной литературы, которая содержит в себе множество увлекательнейших загадок. Авторы ставят своей целью помочь школьникам ориентироваться в огромном океане литературной науки.
Книгу своих воспоминаний Бенедикт Сарнов озаглавил строкой из стихотворения Бориса Слуцкого, в котором поэт говорит, что всего с лихвой было в его жизни: приходилось недосыпать, недоедать, испытывать нужду в самом необходимом, «но скуки не было».Назвав так свою книгу, автор обозначил не только тему и сюжет ее, но и свой подход, свой ключ к осознанию и освещению описываемых фактов и переживаемых событий.Начало первой книги воспоминаний Б. Сарнова можно датировать 1937 годом (автору десять лет), а конец ее 1953-м (смерть Сталина)
Новая книга Бенедикта Сарнова «Сталин и писатели» по замыслу автора должна состоять из двадцати глав. В каждой из них разворачивается сюжет острой психологической драмы, в иных случаях ставшей трагедией. Отталкиваясь от документов и опираясь на них, расширяя границы документа, автор подробно рассматривает «взаимоотношения» со Сталиным каждого из тех писателей, на чью судьбу наложило свою печать чугунное сталинское слово.В первую книгу из двадцати задуманных автором глав вошли шесть: «Сталин и Горький», «Сталин и Маяковский», «Сталин и Пастернак», «Сталин и Мандельштам», «Сталин и Демьян Бедный», «Сталин и Эренбург».
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.