По следам солнечного камня - [49]

Шрифт
Интервал

Молодой легионер, стоя на верхней палубе, рядом с капитанским мостиком, с удивлением вглядывался в морскую гладь. Ему никак не верилось, что море может быть таким спокойным и синим! Его поражало все: мерцающий небосклон, рыбы, выпрыгивающие из глубины, будто стаи птиц, пролетающие над поверхностью моря и вновь ныряющие в воду, паруса, трепещущие над головой…

Ночное бегство из Рима, долгая тряска в крытой подводе, незнакомые люди в порту, легкий корабль, качавшийся на волнах у дальней набережной, — все слилось воедино. Порой казалось, что ничего этого и не было, что все — только сон.

Однако море, волны, украшающая нос корабля фигура девы с распущенными волосами, вырезанная из дерева и позолоченная, — ведь это реальность! Следовательно, он действительно с каждым часом все дальше от Вечного города, от своей северной родины! О недавних событиях напоминало и массивное золотое кольцо на пальце. Оранжево-красный камень таинственно сверкал. На его овальной поверхности, словно из зеркала, возникал взгляд девушки, вырезанной рукой талантливого мастера… Номеда! Это ее глаза…

Взгляд Номеды бередил душу юноши, как кинжал. Из головы не шли слова, вырезанные на кольце, их так любила повторять Номеда: «Молодому надлежит любить».

Айстис — а юноша в одежде легионера был, конечно, он — не в силах противостоять взгляду Номеды, поднял руку и решил снять кольцо с пальца и спрятать подарок.

— Доброе утро! Любовь горяча, если ты не в силах оторвать глаз от кольца! — услышал Айстис голос за своей спиной и, повернувшись, увидел пожилого мужчину с седеющей бородой и большими бакенбардами. — Курций, — представился он по-латыни с четким римским произношением. — Триарх[65] этой посудины!

Мужчина умолк, словно ожидая, пока юноша представится, но тот, не желая выдать себя плохим латинским языком, предпочел промолчать и сделал вид, словно он не понял, что понадобилось седобородому.

Не дождавшись ответа, Курций добавил:

— А ты, оказывается, не из разговорчивых… Понимаю… солдату не к лицу лишние разговоры… — И, переводя разговор в другое русло, поинтересовался: — Как спалось?

— Неважно, — признался Айстис, обрадовавшись тому, что понимает Курция и помнит слова, которым его учила Номеда.

— Качки больше не будет… Шторм позади…

— Далеко ли мы отплыли?

— Куда уплывешь па такой посудине! Всего полтораста гелерников… Ты бы видел «Золотую нимфу» — вот это корабль! Он возвращался в Остию из Индии, когда мы отплывали. Весь город сбежался смотреть. Тысяча гребцов! Сколько парусов! Сколько палуб!

— Ого! Так уж и тысяча!

— Ну, может, немного меньше… Однако корабль — исполин! Куда с ним тягаться нашему суденышку… — Помолчав, седобородый продолжал: — Впрочем, мой корабль тоже неплох… Плавает себе, наперекор всем штормам Внутреннего моря…[66]

— Почему «Внутреннего моря»?

— А потому, юноша, что вокруг этого болота, как мы, моряки, называем это море, всюду раскинулась наша империя!

Айстис снова окинул взглядом водную поверхность. Вдали из воды поднимался столб дыма.

— Что там? — спросил он в испуге.

Курций даже не повернул голову. Он сразу понял, чем заинтересовался путешественник, которого люди Номеды просили отвезти в Карфаген и хорошо уплатили за услугу.

— Это кузница бога Вулкана[67]. Из нее всегда валит дым, потому что у хромого старика много работы. Он кует молнии для бога Юпитера!

— Молнии?

— Да, да… В недрах земли находится огромная кузница, там и кует молнии хромой кузнец. Одни его называют Гефестом, другие Вулканом… Молнии он отдает богам.

К вечеру следующего дня Айстис услышал возгласы:

— Земля! Земля!

Курций засвистел в золотой свисток. Моряки устремились на палубу…

Началась суматоха, которая возникает всегда, когда корабль приближается к берегу.

— Карфаген![68]

Моряки указывали на трудноразличимое серое пятно, показавшееся на горизонте. Вскоре Айстис уже смог разглядеть узкую полоску суши.

Корабль вошел в широкий канал, ведущий в круглое озеро. Вдоль набережной покачивались большие и маленькие судна.

— Сейчас начнет дуть «африканец». Он несет с собой шторм. Взойдут семь плеяд — дочерей титана Атланта, превратившиеся в звезды, — говорил Курций. — Плеяды не любят кораблей, а ждать, пока они зайдут, придется долго… Надо торопиться!

Как только корабль пришвартовался у набережной, по перекидному мостику на него поднялся квестор в сопровождении вооруженных воинов.

— Здравствуй, триарх Курций! Что ты привез хорошего?

— О! Здравствуй, друг мой Домиций!

Капитан и квестор, управляющий этим берегом, обняли друг друга.

— Я привез всякую всячину и гостя. Вот тессера[69] и письмо…

Квестор сломал печать и прочитал написанное, затем низко поклонился Айстису и сказал:

— Милостивая Номеда сообщает, что вы хотите отправиться в ее салтус[70] у Больших Песков?

Айстис, в свою очередь, поклонился квестору:

— Я думаю пожить там некоторое время…

Домиций обрадовался, услышав, что незнакомец понимает по-латыни.

— Прежде всего вы должны пожить у меня! Ко мне так редко наведываются люди из Вечного города!

Курций не вытерпел:

— А я?

Домиций махнул рукой, словно отгоняя от себя надоедливую муху, и попросил Айстиса подождать, пока он справится с неотложными делами.


Рекомендуем почитать
Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта. Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик

В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.


Гражданская рапсодия. Сломанные души

Современная историческая проза. Роман о людях, пытающихся жить и любить на фоне того хаоса, который называется революцией. От автора: Это не экшен с морем крови, это сермяжные будни начала гражданской войны. Здесь нет «хороших» белых и «плохих» красных, здесь все хорошие и все плохие. На войне — а тем более на гражданской войне — ангелов не бывает, и кровь льют одинаково с обеих сторон, и одинаково казнят, не считаясь ни с какими правилами.