По следам легенды - [2]
Значит, повесть «По следам легенды» — об Алексее Алексеевиче Борканюке?
Утверждать это со стороны ее автора было бы и самонадеянно и неточно. Мотивы этой повести, образы главного героя и его товарищей действительно навеяны, подсказаны мужественной жизнью товарища Олексы. Реальны многие события, в ней происходящие.
В Закарпатье в эти годы активную политическую деятельность вела целая плеяда замечательных партийных деятелей. О. Борканюк был одним из них…
Изучая письма и статьи О. Борканюка, воспоминания современников, исторические документы, я видел перед собой людей не просто особой судьбы. Это были коммунисты, не знавшие страха и сомнений, люди кристальной честности, готовые жертвовать собой во имя счастья народа. Это повесть о них, о друзьях-соратниках О. Борканюка по совместной борьбе.
Однажды у меня появилось сомнение: следует ли давать главному герою повести имя Олексы, не станет ли это поводом полностью отождествить его с Борканюком? Ведь мой рассказ — это всего лишь попытка пересказать легенду жизни замечательного человека, он не претендует на строгость биографических исследований и вобрал в себя эпизоды из жизни других людей, и то, что увиделось автору сквозь глубь минувших времен. Ведь спутником героизма всегда становилась легенда, а легенды рождались как дань мужеству…
Сомнения эти исчезли: ведь легенды — из области творчества, а не протокольных записей.
Когда повесть уже была написана, венгерские друзья сказали мне, что проспект в Будапеште, на котором в печальные времена Хорти и Гитлера находилась зловещая тюрьма Маргит-Керут, ныне носит название проспект Жертв. Так он назван венгерским народом в память о тех, кто стал жертвами фашистского террора, в память и об Олексе Борканюке, о людях его судьбы.
Остается только еще раз сказать: какие замечательные были это люди! И все, что связано с их жизнью, трудом и борьбой, для нас свято.
«…Никогда не теряйте надежду в нашу победу и никогда не теряйте надежду, что я к вам возвращусь»[1]
22 июня 1941 года в четыре часа утра Олекса проснулся внезапно, словно от того, что кто-то резко и грубо царапнул сердце чем-то острым. Над Москвой уже занялся ранний рассвет, в комнате было светло.
— Что с тобой? — спросила сонным голосом Сирена.
Олекса ответил:
— Не знаю…
Стараясь не тревожить жену, он тихо встал, подошел к кроватке Оленьки. Дочка спокойно и уютно причмокивала, посапывала во сне. Олекса долго смотрел на нее, а тревога не проходила…
Он узнал, что фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз, на страну, приютившую его после оккупации хортистами родного Закарпатья, утром. Позвонил старый товарищ по работе в Коминтерне и сказал только одно слово, тяжелое и мрачное:
— Война…
Он вышел на улицы Москвы, долго ходил по ним, вроде бы бесцельно, а сам жадно, пристально всматривался в лица встреченных им людей. О том, что гитлеровская авиация бомбила на рассвете Минск, Киев и другие крупнейшие центры СССР, что фашистские дивизии перешли границу, многие уже знали.
Но в утренних газетах об этом еще ничего не было — не успели…
Олекса всматривался в лица людей — уже шла война, и сегодня-завтра многие из них возьмутся за оружие. От них, их мужества и стойкости отныне зависела судьба всей планеты…
Дома Олекса взял на руки Оленьку, прижал к себе, словно хотел защитить, укрыть ее собою, сказал Сирене:
— Первый год прошел для нее в мире… А какими будут другие?
— Советский Союз быстро разгромит фашистов, — уверенно, горячо сказала Сирена. — Нет силы в мире, которая одолела бы эту страну.
— Такой силы нет, — подтвердил Олекса, — но война будет жестокой. Как в старину говорили: не на жизнь, а на смерть… Я видел фашистов вблизи, встречался с ними лицом к лицу… Бешеные собаки кусают, пока их не убивают. Ты их тоже видела, Цико… А когда их стая, огромная, в несколько миллионов…
— Не все там одинаковые, Олекса.
— В бою стреляют, Цико, а не присматриваются к врагам… И ты меня поймешь…
Сирена кивнула согласно:
— На фронт?
— Добьюсь любой ценой разрешения партии уйти на фронт. Мое место там… Место каждого коммуниста, какой бы национальности он ни был, — сегодня на фронте…
— А я? — с отчаянием спросила Сирена и бросила взгляд на дочку.
— Тебе работа найдется в тылу… И береги доченьку — она должна выжить в этом страшном урагане, потому что без детей мы как сосны без корней…
«Я знаю, какие трудности стоят передо мной, но знаю и то, какое… задание доверено мне и моим товарищам»
Свою группу Олекса формировал, готовил тщательно, обращая особое внимание на отработку действий в боевой обстановке, в тылу у фашистов. Там хоть и родные места, но засели в них враги.
Перед отъездом из Москвы Олексу принял Клемент Готвальд. Готвальд много работал в эти напряженные дни, очень устал, но Олексу встретил приветливо, с тем радушием, на которое был щедр к полюбившимся ему людям.
— Как настроение группы? — прежде всего спросил он.
— Боевое, товарищ Готвальд.
— Надежные люди?
— Верю, как в себя.
— Это хорошо, — сказал Готвальд, — без веры в таком деле нельзя… С кем пойдешь в огонь?
— Михаил Мажорович — вы слышали о нем, инструктор Закарпатского крайкома… На партийной работе в Мукачеве был Самуил Габерман. Третий наш товарищ — венгр из Комарово Дьюла Кеваго, токарь, Хорти бросил его за решетку… Выбрался, в эмиграции в СССР, с первых дней войны добровольцем в Красной Армии. Есть боевой опыт и у Иожефа Деканя — бывший боец Интернациональной бригады в Испании, дважды был ранен. Радистом у нас будет хороший паренек, инженер из Москвы Виталий Розовский.
