По следам героев - [50]

Вскоре немцы были выбиты из довольно крупного населённого пункта Песчанка. Однако 128-й стрелковый полк, в котором служил Гаяз Рамаев, задержался в Песчанке недолго. Пополненный свежими силами, он продолжил боевые действия в направлении Верхней Ольшанки. На этом участке гитлеровцы ещё основательней закопались в землю. Через каждые двести — триста метров дзоты, блиндажи и другие оборонительные сооружения. Подступы к ним преграждают ряды колючей проволоки. Но ничто уже не может остановить советских воинов.

Недалёк час, когда части двух армий соединятся на Мамаевом кургане. Скоро последний, решающий удар. Об этом говорят в частях и подразделениях, об этом напомнил Рамаеву командир роты Ценин. От себя добавил, что возлагает на его взвод большие надежды, и чтобы лейтенант, мол, по-прежнему являл для своих подчинённых пример доблести и отваги.

…Пример доблести… Ценин и сам не из трусов. На груди четыре ордена, три медали. Он знает, что такое настоящая храбрость и умеет ценить её. Если человек, не считаясь с опасностью, бездумно лезет под пули, — это ещё не храбрость. Это безрассудство. Таким старший лейтенант быстро вправляет мозги. «Погибнуть на войне нехитро, — говорит он. — Хитро убить как можно больше фашистов, а самому остаться живым. Даже самая красивая смерть, если она бессмысленна, не может быть оправдана!» Правильно говорит ротный. Нет, ни такой сумасбродной храбрости, ни бесславной смерти Гаязу не надо. Погоди, с чего он вдруг об этом?.. Но в то же; время разве может здравомыслящий человек забыть, что война это не игра? Война без жертв не бывает. Кто-то должен погибнуть, чтобы жили другие. Но, как говорит старший лейтенант, если придётся умереть за свободу своей родины, то пусть твоя смерть будет вечной звездой сиять в народной памяти, пусть, проходя мимо твоей могилы, люди благодарно склонят головы…

В Воропанове полк наткнулся на укрепления внутренней линии обороны противника. Часть этой линии была построена ещё нашими летом сорок второго года. Немцы значительно расширили и углубили её.

Атака была намечена на раннее утро следующего дня. Как обычно, первой вступила в дело артиллерия; над головой прогудели штурмовики и бомбардировщики. Позиции гитлеровцев окутались дымом. Удар пехоты, подкреплённый танками, был стремительным и сокрушительным. Немцы, с каждым днём всё отчётливей понимавшие свою безнадёжность, отошли без особого сопротивления. Однако в этой пассивности и быстром отходе таилась хитрость: фашисты стремились закрепиться на новом рубеже обороны, который ещё не подвергался артналёту. Задача наступающих — ни на минуту не давать врагу передышки, заставить понять, что, кроме сдачи в плен, у него нет иного выхода.

Связной передал приказ командира роты: взводу Рамаева под отвлекающим внимание врага огнём зайти в тыл немцам и по сигналу атаки ударить по их огневым точкам, которые прижали бойцов к земле.

От успешных действий роты зависит выполнение боевого задания батальоном, следовательно, и всем полком. Так взвод Рамаева опять оказался в центре событий.

Гаяз, расстегнув полушубок, достал из нагрудного кармана гимнастёрки записную книжку, что-то набросал на листке и протянул связному.

— Передай командиру роты!

Запалив дымовые шашки, взвод пополз в обход врагу…

Окопы, покинутые бойцами Рамаева, окутались дымовой завесой. Прибегнув к дымовым шашкам, Гаяз — рассуждал так: всё неожиданное и необычное привлекает внимание. Дымовая завеса должна насторожить немцев. Ожидая какого-нибудь подвоха, они могут повернуть огонь в ту сторону. А это и требуется. Как выяснилось впоследствии, гитлеровцы клюнули на приманку.

…Гаяз полз впереди взвода. Бойцы старались не отставать от него, однако то и дело он поторапливал их: «Вперёд! Вперёд!» Маскхалаты надёжно укрывали их на снегу.

Жарко, рубашка липнет к телу, а на ресницах — иней. От тяжёлого дыхания он растёт, мешает смотреть. Надо бы снять рукавицу и оттаять иней ладонью, но для этого нужно остановиться, потерять время. Нет, этого делать нельзя. Гаяз погружает лицо в снег. Слежавшийся, жёсткий, он царапает кожу, жжёт, но зато глаза очищаются. Гаяз ползёт быстрее. Он знает: вслед за ним прибавят хода и остальные. А вот и позиция врага. До неё метров сто, не более.

Рамаев останавливается.

— Селиверстов, ты со своим отделением ударишь по правым точкам. Ты, Карпов, возьмёшь на себя левые. Остальные пойдут со мной. Сигнал — красная ракета. Гранат не жалеть: пусть будет больше грому. Двинулись, ребята!

Когда опять поползли вперёд, Гаяз придержал Селиверстова за рукав:

— Слышь, Саша, ежели что, возьмёшь взвод на себя…

— Что вы, товарищ лейтенант…

— Война есть война… Кто знает…

Селиверстов хотел что-то возразить, но лейтенант прервал его:

— Ползи, не то отстанешь от своих…

Выждав немного, чтобы отделения приготовились к атаке, Гаяз выстрелил в небо красную ракету и вскочил на ноги. Все три отделения ударили одновременно. Загремели взрывы, затрещали автоматы. Бойцы действовали молниеносно, не давая врагу опомниться.

Где-то сбоку, справа и слева послышалось нарастающее «ур-ра!» «Наши поднялись, — отметил про себя Гаяз. — Надо поспешать, расчистить им дорогу!»