По рельсам, поперек континентов. Все четыре стороны - [48]

Мистер Торнберри сказал:

— Дом. Костариканская готика.

«Я первый его увидел», — подумал я.

— Браминский бык[57], — сказал мистер Торнберри. — Утки. Греки. Дети играют, — и наконец-то. — Прибой.

В зоне Панамского канала

Именно в тот день, когда я там оказался, состоялась массовая акция «Спасем наш канал!». Два американских конгрессмена специально приехали, чтобы возвестить: Нью-Гемпшир ратует за сохранение власти США над Зоной Панамского канала (а мне вспомнилось, как говорят в Вест-Индии, сами над собой подтрунивая: «Ничего не бойся, Англия, — Барбадос за тебя!»). Губернатор Нью-Гемпшира в знак солидарности объявил в своем штате выходной. Один из конгрессменов, выступая в Зоне канала в Бальбоа на шумном митинге американцев, доложил, что семьдесят пять процентов граждан США не одобряют Договор о Панамском канале.[58] Но эти слова не подкреплялись делами: а вся шумиха кстати, даже демонстрация состоялась — представляла собой не более чем патриотическое сотрясение воздуха. Через пару месяцев договор обязательно ратифицируют. Так я и сказал одной даме из Зоны канала, а она возразила, что все равно рада, митинг ей понравился: «понимаете, мы уже начали чувствовать себя покинутыми, словно против нас весь свет ополчился».

«Зониане» — три тысячи штатных сотрудников «Панама-Канал-Компани» и их семьи — восприняли договор как предательство; ну зачем через двадцать лет передавать канал этим лодырям-панамцам, которые не вложили в него никакого труда? Почему это — недоумевали они — Штаты не могут и дальше управлять им, как управляют уже шестьдесят четвертый год? Все зониане, с которыми я беседовал, в определенный момент непременно всплескивали руками и срывались на крик: «Это же наш канал!».

— Хотите знать, в чем беда с этими людьми? — спросил меня секретарь американского посольства по политическим вопросам. — Они никак не могут решить, что такое канал — государственное ведомство, частная фирма или независимое государство.

Что бы собой ни представлял канал, его судьба, очевидно, была уже предрешена; но от этого он не становился неинтереснее. На планете немного мест, которые могли бы посоперничать с Зоной Панамского канала по непростому возникновению, уникальному географическому статусу или туманности будущего. Канал как таковой — уже чудо; для его строительства потребовалась вся энергия, вся гениальность и все коварство Северной Америки. Зона канала не менее парадоксальна; живется в ней чудесно, но все здесь держится на некоей афере. Жители самой Панамы в сущности не участвуют в споре о принадлежности канала, так как хотят его заполучить просто из национального самолюбия; между тем, пока канал не прорыли, о существовании Панамы говорить всерьез не приходилось. Если уж решать по справедливости, то весь Панамский перешеек следует вернуть Колумбии, у которой его оттяпали в 1903 году. Спор идет между зонианами и ратификаторами, и, хотя по манере выражаться (да и по поведению) они напоминают остроконечников и тупоконечников из «Путешествий Гулливера», и те, и другие — американцы, плавают под одним флагом. Но зониане в сердцах частенько сжигают свои звездно-полосатые знамена, а их дети прогуливают школу, чтобы поплясать на пепле. Ратификаторы в своем кругу громогласно осуждающие зониан, побаиваются выражать свое мнение, если выбираются в Зону. Например, вышеупомянутый сотрудник посольства, убежденный ратификатор, сопровождавший меня в среднюю школу, где я прочел лекцию, наотрез отказался знакомить меня с учениками из Зоны канала — а вдруг они его раскусят? Он всерьез опасался, что в таком случае они взбунтуются и, например, перевернут его машину. Всего два дня назад мстительные зониане вбили гвозди в замки на школьных воротах — так сказать, попытались закрыть школу. «Какая мерзкая свара из-за выеденного яйца», — подумал я и окончательно почувствовал себя Лемюэлем Гулливером.

Над городом Бальбоа, как единодушно уверяют жители, безраздельно властвует Компания. В Зоне Панамского канала личные свободы минимальны. Я подразумеваю не либеральные гарантии свободы слова или собраний — эти утешительные абстракции, которыми люди, однако, редко пользуются на практике; просто зонианам приходится просить предварительного разрешения, если они хотят перекрасить свой дом в другой цвет или хотя бы покрыть лаком плинтусы в ванной. Если житель хочет заасфальтировать подъездную дорожку к гаражу на собственном участке, он должен прежде подать письменное заявление в Компанию; впрочем, ему все равно откажут: разрешено лишь щебеночное покрытие. Зонианин живет в доме Компании, ездит по дорогам Компании, посылает детей в школы Компании, держит деньги в банке Компании, берет займы в кредитной кассе Компании, совершает покупки в магазине Компании (где цены невысоки, ибо привязаны к новоорлеанским), занимается парусным спортом в яхт-клубе Компании, смотрит кино в кинотеатре Компании, а если решает выйти в свет, то ведет свое семейство в кафе Компании в центре Бальбоа, где вкушает стейки и мороженое производства той же Компании. Понадобился электрик или водопроводчик? Компания пришлет. От этой системы можно рехнуться, но если зонианина довели до ручки, то в штате Компании есть свой психиатр. Этот социум абсолютно самодостаточен. Дети рождаются в больнице Компании, бракосочетания заключаются в церквях Компании — тут представлено множество конфессий, но преобладают баптисты. Когда же зонианин умирает, его бальзамируют в морге Компании — бесплатный гроб и похороны упомянуты во всех трудовых договорах, заключаемых с Компанией.