По рельсам, поперек континентов. Все четыре стороны - [16]

— Что это? — спросил я, люто возненавидев Гопала за то, что он принудил меня оставить путеводитель в номере.

— Ну… — проговорил мистер Гопал. Это был храмовый комплекс. В арках дремали или сидели на корточках какие-то мужчины, а прямо за оградой были лотки, где торговали овощами и наливали чай. Стена, к которой прислонялись лоточники, обтирая ее своими спинами, тоже была расписана. Меня поразила тишина: горстка людей в лучах заката, и все молчат. Слышалось, как топочут по булыжнику козы да где-то далеко верещат обезьяны.

— Это храм?

Мистер Гопал призадумался.

— Да, — сказал он наконец, — это вроде храма.

На богато декорированных стенах храма, ныне оклеенных плакатами, изувеченных резцами каменотесов, покрытых разводами мочи и испещренных громадными надписями на деванагари[26] — рекламой джайпурских магазинов — висела также синяя эмалированная табличка, предупреждающая гостей на хинди и английском, что «осквернять, разрушать, оставлять надписи или наносить какой-либо иной вред стенам запрещается». Табличка сама была осквернена: эмаль облупилась, словно ее кто-то обкусал.

Мы пошли дальше. Дорога, вымощенная булыжником, превратилась в узкую тропинку, а затем в крутую лестницу, вырубленную в стене ущелья. Наверху оказался храм, обращенный фасадом к недвижному черному пруду. Насекомые, плавающие кругами на поверхности воды, распространяли вокруг себя мелкую рябь; над прудом маленькими облачками парила, жужжа, мошкара. Храм представлял собой незамысловатую выемку в толще скалы — неглубокую пещеру, освещенную масляными светильниками и восковыми свечками. С обеих сторон ворот были мраморные плиты высотой в семь футов — вылитые скрижали, что вручил Господь своему избранному народу на Синае, только более увесистые: самый мускулистый пророк заработал бы грыжу. На скрижалях был высечен свод пронумерованных правил на двух языках. Напрягая зрение в сумерках, я переписал себе английскую часть:

1. В храме строго воспрещается пользоваться мылом и стирать белье.

2. Пожалуйста, не приносите обувь к водоему.

3. Женщинам не подобает совершать омовение среди мужских членов общества.

4. Плевать, одновременно купаясь, — очень нехорошая привычка.

5. Не портите одежду других, пластая воду при купании.

6. Не входите в храм в мокрой одежде.

7. Не плюйте без нужды, делая место грязным.

— «Пластая»? — спросил я мистера Гопала. — Что такое «пластая»?

— Здесь не написано «пластая».

— Посмотрите повнимательнее. Номер пять.

— Здесь написано «плеская».

— Здесь написано «пластая».

— Да нет же, здесь написано…

Мы подошли к плите. Буквы двухдюймовой высоты были глубоко врезаны в камень.

— A-а… «пластая», — сказал мистер Гопал. — Впервые встречаю это слово. Наверно, это вроде «плеская».

В настоящую Индию на «великом сундучном экспрессе»

Неуклюжий «Grand Trunk Express», рассекающий Индию с севера на юг, — он пробегает тысячу четыреста миль по прямой от Дели до Мадраса — обязан своим названием дороге «Grand Trunk Route». Но легко подумать, что он прозван в честь громадных сундуков, которые споро затаскивают в его вагоны носильщики[27]. По всему перрону — сундуки, сундуки, сундуки. Я еще никогда в жизни не видел таких гор багажа и такого множества навьюченных людей; казалось, это беженцы, которым дали время на сборы, неторопливо спасаются от какой-то замедленной катастрофы. Когда в Индии объявляют посадку на поезд, эта операция даже в лучших случаях не проходит гладко, но у людей, забиравшихся в вагоны «Великого сундучного экспресса», был такой вид, словно они собрались поселиться тут насовсем — у них были лица новоселов и все необходимые вещи. Не прошло и нескольких минут, как купе были обжиты, сундуки опустошены, корзины с припасами, бутылки с водой, скатанные матрасы и кожаные, так называемые «гладстоновские» саквояжи разложены по местам; и еще до отправления в поезде воцарилась совсем иная атмосфера: мы еще стояли на вокзале Дели, а мужчины уже сбросили свои саржевые пиджаки и мешковатые брюки, переодевшись в традиционную южно-индийскую одежду: майки-безрукавки типа спортивного трико и саронги, которые сами называют «лунги». На материи были жесткие складки от долгого хранения. Казалось, пассажиры все разом — предвкушая свисток локомотива — сбросили маскарадные костюмы, которые в Дели носили, чтобы не выделяться. В мадрасском экспрессе они снова могли стать сами собой. Поезд кишел тамилами; они так уютно устроились, что я ощутил себя новичком среди старожилов, хотя занял свое место раньше.

Тамилы костлявы и смуглы; волосы у них густые и прямые, а крупные зубы сверкают, так как их старательно чистят очищенными от коры молодыми ветками. Понаблюдайте, как тамил водит по зубам длинной — дюймов восемь веткой, и вам померещится, что он хочет вытащить из своего желудка огромный сук. Одно из достоинств «Великого сундучного экспресса» — то, что его маршрут пролегает по лесам Махья-Прадеша, где можно найти лучшие ветки-зубочистки; их продают на станциях штата связками, в обертке, — совсем как расфасованные сигары-черуты. Еще одна отличительная черта тамилов — стыдливость. Приступая к переодеванию, они непременно закутываются в простыни, как в тоги, и только после этого, приплясывая и работая локтями, выскальзывают из обуви и брюк. Во время этой процедуры они не перестают болтать на своем журчащем наречии. Когда звучит тамильская речь, кажется, будто говорящий, стоя под душем, одновременно поет и выплевывает попавшую в рот воду. Тамилы треплются без умолку — только при чистке зубов поневоле затихают. Величайшее удовольствие для тамила — поговорить о чем-нибудь основательном (о жизни, истине, красоте, «принцепах») за основательной трапезой (хорошенько вымоченные овощи, фаршированные перцем чили и испанским перцем, а к ним две горки клейкого риса и сыроватые лепешки «poori»). В вагонах «Великого сундучного экспресса» тамилы были счастливы: беседа идет на их языке, на столе — блюда их кухни, их пожитки разбросаны там и сям в обычном для тамильских домов беспорядке.