По пути в бессмертие - [167]
Иван. Неужто больше никто ничего не принес?
Босой активист. Баба Дуня ложку принесла, серебряную.
Он вытаскивает из кармана штанов ложку.
Иван (свирепо). Сдурел? Государственное имущество расхищать! Сдай немедля.
Босой швыряет ложку в кучу.
Босой активист. Разорался!.. Уже сдал.
Герасим. Вот народ!.. Ты на ложку позарился, другой — станок с завода украдет! Никакой сознательности!..
Из оврага показывается шествие. Верующие поют церковную музыку. Герасим ныряет за дверь и появляется с ружьем.
Иван. Спрячь оружие! Зачем людей дразнить?
Герасим сует ружье в солому. Сельчане медленно окружают церковь. Хор смолк. Враждебно глядят люди на местных строителей коммунизма.
Священник. Отступись, Иван, от своей богохульной затеи! Миром прошу!
Иван. Я тебя предупреждал, благочинный, я тебя предупреждал — не мути народ!
Священник. Народ меня сам позвал. Мы не против власти, а глумиться над Божьим храмом не позволим.
Иван. Ну, это мы еще посмотрим.
Священник. Покажи постановление, что колокола надо снимать.
Иван. Газеты надо читать! Там прямо сказано, что колокола подлежат снятию. Родине металл нужен.
Священник. Одумайся, Иван, Божью кару на себя навлекаешь!
Иван. Ты нас Богом не запугаешь….
Павлик. Бога нет и не предвидится!
Рыжая баба (Павлику) — А ты, гаденыш, вечером домой не приходи! На порог не пущу!
Павлик. А я и не приду, подкулачница. Меня дядя Иван усыновит.
Рыжая баба. Герасим, ты ж моему дитю крестник! В хоре пел.
Герасим. Это, Матрена, я по темноте. А теперича мне все осветилось: леригия — народный самогон. Она нас с прямой дороги социализма в грязь да отсталость спихивает.
Опрятный мужик в жилете. Ладно, хватит агитировать!
Иван. Заткни хлебало, кулацкая вошь!
Рыжий мужик. Не дадим колокола срывать!
Иван. За решетку сядете!
Рыжая баба. Только и слов у него: «Решетка, решетка»!
Иван. Для вас же, дурни, надрываюсь, чтобы вас капитализм не загрыз!
Голоса из толпы. Мы тебя не просили!.. Неужто на него, дьявола, управы нет?.. Хватит, натерпелись!..
Возмущение толпы растет. Несколько мужиков заходят в тыл, чтобы отрезать Ивана с друзьями от колокольни. Герасим сует руку в солому, вытаскивает ружье.
Герасим. А ну, осади!
Мужики останавливаются.
Священник. Не доводи до греха, Иван! Отступись!
Иван (священнику). Не хотел я, а придется арестовать тебя. (Герасиму и босому.) Взять попа! И под замок!..
Герасим было двинулся исполнять, но замершие люди зашевелились и сомкнулись перед священником.
Мужик в жилете. Отца Николая мы в обиду не дадим!
Герасим. А ну, расступись!
Он делает страшные глаза и стреляет в воздух. Люди не шелохнулись.
Мужик в жилете (цедит). Пошел знаешь куда!
Иван оглядывает застывших людей, оценивает.
Иван. Ладно, Герасим, мы еще до попа доберемся! Вставай на караул, чтобы никого к звоннице не допустить. Ребята, пошли!
Иван и активисты скрываются в колокольне. Пионер Павлик бежит за ними.
Все дружно навалились на рычаги.
Иван. Давай, ребята! Еще давай…
Он тяжело дышит, толкает на разрыв жил, рубашка взмокла. Колокол медленно, со скрипом начинает двигаться к пролому. Иван смотрит через плечо вниз. Толпа стоит, охватив полукругом Герасима.
Иван. Разойдись! Кому жизнь мила!..
Мужик в жилете смотрит наверх, потом оборачивается к Герасиму.
Мужик в жилете. Герасим, не доводи до краю. Бог ведь проклянет!
Герасим. А и хорошо! Я и так уж проклятый, а живу себе! (Задирает голову.) Давай, Ваня!
Иван с помощниками наваливается — колокол нехотя, со скрежетом ползет к краю колокольни. Вот край его бронзового купола медленно показывается над проломом. Люди на земле начинают пятиться, Герасим машет рукой, пританцовывая.
Герасим. Давай, Ваня! Толкай! Сколько ненужного металлу на пользу народного счастья пойдет!
Иван (сверху). Герасим! Отойди в сторону!..
Герасим. Давай, Ваня! Покажи темноте косопузой!
Колокол почти наполовину выступает из провала. Народ уже весь отступил, кроме Герасима.
Иван. Герасим! Я кому приказываю, уйди!
Но Герасим словно не слышит, он в каком-то восторженном исступлении.
Рябая баба. Герасим! Тебя ведь прибьет!
Герасим. А и хорошо! Меня давно пора! Давай, Ваня! (Он в запале стреляет в воздух.) Мало крови пролито! Надо остатню спущать. Покончить со старой Расеей! Толкай!
Люди в толпе переглядываются — колокол вот-вот опрокинется.
Священник. Отойди, Герасим!
Рябая баба. Мужики, да чего вы смотрите! Оттащите ж его!
Мужик в жилете с Рыжим кидаются к Герасиму с двух сторон, но он сопротивляется. Они пытаются скрутить его и падают все трое в пыль. Герасим мотает головой, хрипит.
Герасим. Меня не возьмешь! Я при исполнении служебных обязанностей хочу помереть!
Мужики, рыча и матерясь, катаются в пыли.
Голос Ивана. Побереги-и-ись!..
В это же время колокол вдруг накреняется и медленно валится вниз. Толпа вновь отшатывается. Колокол с низким глубоким звоном ударяется о выступ колокольни, отлетает в сторону и, перевернувшись два раза в воздухе, шмякается на взгор метрах в десяти от колокольни. Герасим освобождается от мужиков, поднимается из пыли. Из церкви, шатаясь, выходит Иван. Его встречает ошеломленная тишина. Подолом рубашки Иван утирает мокрое лицо.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
Вниманию читателей предлагается сборник произведений известного русского писателя Юрия Нагибина.
Андрей Платонов (1899-1951) по праву считается одним из лучших писателей XX века. Однако признание пришло к нему лишь после смерти. Повесть «Котлован» является своеобразным исключением в творчестве Платонова — он указал точную дату ее создания: «декабрь 1929 — апрель 1930 года». Однако впервые она была опубликована в 1969 года в ФРГ и Англии, а у нас в советское время в течение двадцати лет распространялась лишь в «самиздате».В «Котловане» отражены главные события проводившейся в СССР первой пятилетки: индустриализация и коллективизация.