По пути в бессмертие - [163]
Он обнимает Марину, они целуются.
Шаляпин. Дай посмотреть на тебя. Похудела, морщинки у глаз, а все равно хороша!
Марина. Да и вы не помолодели, Федор Иванович, а все равно — орел!
Шаляпин. Ты давно здесь?
Марина. Второй месяц.
Шаляпин. Из самой Совдепии! Вырвалась! Так это ты, что ли, сирень привезла из Ивановки?
Марина. А как же! Я. Чуть не застрелили.
Обед уже кончился. Няня убирает грязную посуду со стола, гости расположились на диванах, кушетках и креслах у больших окон, глядящих на зеленую лужайку. Мазырин в углу за раскрытой газетой «Русское слово». Шаляпин подходит к столу и берет большую, запыленную бутылку.
Шаляпин. Это грех не допить.
Он подходит к остальным с бутылкой в руке, обращается к Рахманинову.
Шаляпин. Сережа, сколько стоит это вино?
Рахманинов. Не знаю.
Борис. Ты же коньяк хотел пить.
Шаляпин. Это вино… Я вам скажу! Сто пятьдесят долларов — будет мало. Я это вино сначала допью, а уже потом коньяк буду пить.
Шаляпин пристроился с Мариной, потягивая вино.
Шаляпин. Ну как, Василия Блаженного еще не снесли?
Марина. Нет.
Рахманинов. У них там рестораны опять частные, с цыганами.
Шаляпин. Как это?.. «Новая экономическая политика»… И цыгане поют… Значит, налаживается жизнь. (Наливает себе еще один стакан.) Господи, а может, большевики раздумали коммунизм строить?
Мазырин (из-за газеты). Не раздумали, не обнадеживайтесь.
Рахманинов. Да ладно вам, только бы настроение испортить.
Шаляпин. Да… Жизнь налаживается, а Соловецкий монастырь колючей проволокой обнесли. В тюрьму превратили. Теперь там вместо монахов — заключенные. (Покачал головой.)
Мазырин. Помнишь, Федор, мы с тобой ругались? Я города с острогов советовал начинать строить. Ты меня в изуверы записал. А вот Троцкий послушался — не город, а всю страну с острога начал строить.
Шаляпин. Да… (Пауза.) Это надолго, если не навсегда…
Он выпивает вино, хочет наполнить бокал снова. Борис пытается взять у отца бутылку.
Борис. Папа, тебе врач не велел.
Шаляпин (грубо). Отстань! (Наливает себе еще один стакан.) Большевики говорят теперь, будто я тоже в революции участвовал, матросам пел. Я же певец!.. Мне все равно, кто меня слушает. Плати!.. В Америке мне платят, здесь тоже. В чем же дело? Они там любят рассказывать, как русские эмигранты — артисты или писатели здесь под забором с голоду умирают… Я им не доставлю такого удовольствия. Я умру миллионером!
Сыновья Шаляпина переглядываются. Наталья ставит чашки на поднос. Марина помогает ей. Обе выходят. Молодежь, потупившись, потихоньку выскальзывает в сад. Остаются только Рахманинов, Шаляпин и погруженный в газету Мазырин.
Рахманинов. Федя, не стоит пить.
Шаляпин. Молчи, татарская морда! Я умру миллионером! Я уже миллионер! Они меня не поставят в иконостас к своим святым! Не-ет! Погодят. Революция! Какая же это революция? Это бунт рабов! Я попою еще лет десять. В Скандинавии озеро куплю и рыбу буду ловить. А они там… (Он не договаривает.)
Марина возвращается за остатками посуды. Шаляпин, допив вино, берется за бутылку коньяка. Останавливает входящую Марину.
Шаляпин. Марина, а чего у них поют?
Марина. Да всякое.
Шаляпин (нарочито противным голосом).
(Засмеялся.) Что, хороша песня?
Марина. Есть и другие, получше.
Шаляпин. У большевиков?
Марина (пожав плечами). У людей.
Рахманинов и Шаляпин смотрят на нее, Мазырин по-прежнему читает газету. Марина набирает в грудь воздух и чистым полным голосом запевает.
Марина.
Рахманинов и Шаляпин слушают. Мазырин, уронив газету на колени, с изумлением смотрит на поющую Марину.
Марина (продолжает петь).
Шаляпин. Что такое, почему не знал?
Марина пожимает плечами и исчезает в дверях.
Шаляпин (напевает рассеянно).
(Голос его пресекается.)
Рахманинов сосредоточенно вставляет сигарету в мундштук. Губы его дрожат. Мазырин глядит в сад, где на лужайке молодые люди с веселыми криками играют в футбол.
Шаляпин. Да… Детей жалко. Они так и не узнают России. Детей я люблю…
И Шаляпин вдруг, наклонив голову и закрыв лицо руками, рыдает.
Марина в своей спальне принимает лекарство — чуть не целую горсть таблеток. Запивает водой. Подходит, к зеркалу и разглядывает свое осунувшееся от усталости лицо. Трогает заострившиеся скулы, приподнимает поредевшие волосы. Грустно усмехается. Она подходит к окну и смотрит на уснувший парк, на поблескивающее сквозь заросли озеро, но, похоже, видит не все это, а какой-то иной образ, занимающий ее душу…
К обшарпанному подъезду дома, где жили Рахманиновы, подходит пожилой человек в картузе и затертой кожанке. Это Иван. Заходит внутрь.
Иван поднимается по лестнице, звонит у знакомой двери. Никто не отзывается. Иван терпеливо звонит, потом стучится, наконец, в бешенстве колотит сапогом в дверь. Открывается соседняя дверь, на площадку выходит знакомый нам председатель дворовой самообороны. Ныне он член домкома, фамилия его Ковшов.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
Андрей Платонов (1899-1951) по праву считается одним из лучших писателей XX века. Однако признание пришло к нему лишь после смерти. Повесть «Котлован» является своеобразным исключением в творчестве Платонова — он указал точную дату ее создания: «декабрь 1929 — апрель 1930 года». Однако впервые она была опубликована в 1969 года в ФРГ и Англии, а у нас в советское время в течение двадцати лет распространялась лишь в «самиздате».В «Котловане» отражены главные события проводившейся в СССР первой пятилетки: индустриализация и коллективизация.