По праву памяти - [2]

Ему неведомый и странный,

Узрел и отменил закон.

(Да, он умел без оговорок,

Внезапно - как уж припечет

Любой своих просчетов ворох

Перенести на чей-то счет;

На чье-то вражье искаженье

Того, что возвещал завет,

На чье-то головокруженье

От им предсказанных побед.)

Сын - за отца? Не отвечает! Аминь!

И как бы невдомек:

А вдруг тот сын (а не сынок!),

Права такие получая,

И за отца ответить мог.

Ответить — пусть не из науки,

Пусть не с того зайдя конца,

А только, может, вспомнив руки,

Какие были у отца.

В узлах из жил и сухожилий,

В мослах поскрюченных перстов

Те, что — со вздохом — как чужие,

Садясь к столу он клал на стол.

И точно граблями, бывало,

Цепляя ложки черенок,

Такой увертливый и малый,

Он ухватить не сразу мог.

Те руки, что своею волей

Ни разогнуть, ни сжать в кулак:

Отдельных не было мозолей —  

Сплошная.

Подлинно — кулак!

И не иначе, с тем расчетом

Горбел годами над землей,

Кропил своим бесплатным потом,

Смыкал над ней зарю с зарей.

И от себя еще добавлю,

Что, может, в час беды самой

Его мужицкое тщеславье,

О, как взыграло — боже мой!

И в тех краях, где виснул иней

С барачных стен и потолка,

Он, может, полон был гордыни,

Что вдруг сошел за кулака.

Ошибка вышла? Не скажите,

Себе внушал он самому,

Уж если этак, значит — житель,

Хозяин, значит, — потому…

А может быть, в тоске великой

Он покидал свой дом и двор

И отвергал слепой и дикий,

Для круглой цифры приговор.

И в скопе конского вагона,

Что вез куда-то за Урал,

Держался гордо, отчужденно

От тех, чью долю разделял.

Навалом с ними в той теплушке

В одном увязанном возу.

Тянуться детям к их краюшке

Не дозволял, тая слезу.

(Смотри, какой ты сердобольный,

Я слышу вдруг издалека,

Опять с кулацкой колокольни,

Опять на мельницу врага.

Доколе, Господи, доколе

Мне слышать эхо древних лет:

Ни мельниц тех, ни колоколен

Давным-давно на свете нет.)

От их злорадства иль участья

Спиной горбатой заслонясь,

Среди врагов Советской власти

Один, что славил эту власть.

Ее помощник голоштанный,

Ее опора и боец,

Что на земельке долгожданной

При ней и зажил наконец,

Он, ею кинутый в погибель,

Не попрекнул ее со злом:

Ведь суть не в малом перегибе,

Когда — Великий перелом…

И верил: все на место встанет

И не замедлит пересчет,

Как только-только лично Сталин

В Кремле письмо его прочтет…

(Мужик не сметил, что отныне,

Проси чего иль не проси,

Не Ленин, даже не Калинин,

Был адресат всея Руси.

Но тот, что в целях коммунизма

Являл иной уже размах

И на газетных полосах

Читал республик целых письма

Не только в прозе, но в стихах.)

А может быть, и по-другому

Решал мужик судьбу свою:

Коль нет путей обратных к дому,

Не пропадем в любом краю.

Решал — попытка без убытка,

Спроворим свой себе указ.

И — будь добра, гора Магнитка,

Зачислить нас В рабочий класс…

Но как и где отец причалит,

Не об отце, о сыне речь:

Сын за отца не отвечает,

Ему дорогу обеспечь.

Пять кратких слов…

Но год от года

На нет сходили те слова.

И званье —  сын врага народа

Уже при них вошло в права.

И за одной чертой закона

Уже равняла всех судьба:

Сын кулака иль сын наркома,

Сын командира иль попа…

Клеймо с рожденья отмечало

Младенца вражеских кровей,

И все, казалось, не хватало

Стране клейменных сыновей.

Недаром в дни войны кровавой

Благословлял ее иной:

Не попрекнув его виной,

Что горькой душу жгла отравой,

Война предоставляла право

На смерть и даже долю славы

В рядах бойцов земли родной.

Предоставляла званье сына

Солдату воинская часть…

Одна была страшна судьбина:

В сраженье без вести пропасть.

И, до конца в живых изведав

Тот крестный путь, полуживым

Из плена в плен — под гром победы

С клеймом преследовать двойным.

Нет, ты вовеки не гадала

В судьбе своей, Отчизна-мать,

Собрать под небом Магадана

Своих сынов такую рать.

Не знала,

Где всему начало,

Когда успела воспитать

Всех, что за проволокой держала,

За зоной той, родная мать…

Средь наших праздников и буден

Не всякий даже вспомнить мог,

С каким уставом к смертным людям

Взывал их посетивший бог.

Он говорил: иди за мною,

Оставь отца и мать свою,

Все мимолетное, земное

Оставь — и будешь ты в раю.

А мы, кичась неверьем в бога,

Во имя собственных святынь

Той жертвы требовали строго:

Отринь отца и мать отринь.

Забудь, откуда вышел родом,

И осознай, не прекословь:

В ущерб любви к отцу народов

Любая прочая любовь.

Ясна задача, дело свято

С тем — к высшей цели — прямиком.

Предай в пути родного брата

И друга лучшего тайком.

И душу чувствами людскими

Не отягчай, себя щадя.

И лжесвидетельствуй во имя,

И зверствуй именем вождя.

Любой судьбине благодарен,

Тверди одно, как он велик,

Хотя б ты крымский был татарин,

Ингушиль друг степей — калмык.

Рукоплещи всем приговорам,

Каких постигнуть не дано.

Оклевещи народ, с которым

В изгнанье брошен заодно.

И в душном скопище исходов

Нет, не библейских, наших дней

Превозноси отца народов:

Он сверх всего. Ему видней.

Он все начала возвещает.

И все концы, само собой.

Сын за отца не отвечает

Закон, что также означает:

Отец за сына — головой.

Но все законы погасила

Для самого благая ночь.

И не ответчик он за сына,

Ах, ни за сына, ни за дочь.

Там, у немой стены кремлевской,

По счастью, знать не знает он,

Какой лихой бедой отцовской

Покрыт его загробный сон…

Давно отцами стали дети,

Но за всеобщего отца

Мы оказались все в ответе,

И длится суд десятилетий,