По осколкам - [2]
Опять все ей не так. Понятно, что ей сегодня пришлось трудно. Таракан на пять человеческих ростов потребовал сил больше, чем у нее было. Справилась, молодец. Напугалась, конечно, устала до полуобморока, снова так больше не хочет и теперь сообщает об этом миру в моем лице. Хорошо еще, что сон и сытная еда привели ее в порядок, правда, оптимизма не прибавили. На 15-ом местные гостеприимны и дружелюбны, мы отдохнули, перекусили. Да-а… пора идти.
Переход на углу, всегда готов раскрыться и принять в свои опасные стены. Он никуда не денется, и я смотрю на угол, не торопясь бросаться вперед. Когда знаешь, что ничего нового тебя впереди не ждет, а размеренное старое никуда не денется, очень сильно тянет где-нибудь задержаться подольше.
Уверена, что еще какой-нибудь путь закрылся, и выбирать придется не из всего, а из оставшегося. Я это увижу, укажу, куда идти. Потом укажу, что и где делать… Да, может быть, там будет скверно, опасно, а из еды окажутся только улитки — в тот раз они были спасением и почти деликатесом, хотя и гадость. Но мы уж разберемся. Всегда разбирались, на то и вместе — один указывает, второй действует точечно.
Жаль, последнее время для моего Мастера просто указки недостаточно. Она взяла себе странную манеру брюзжать и препираться: до, после и даже во время работы что-то себе фыркает. Теперь ее часто приходится уговаривать.
Сейчас она дожует и, точно знаю, заведет один из своих разговоров, начинающихся с «Ну и какой план?», «И что дальше?» или «Ла-адно, куда на этот раз?». Интонации будут, на каких и крыса поскользнется. Она так спрашивает, словно хочет заставить меня не отвечать, а спросить что-то у нее самой. Это у нее появилось недавно и особо не бросается в уши. Но вот такими пренебрежительными словами о следующем шаге, таким тоном, на который я лишь отмалчиваюсь, оно отчетливо вылезает после работы.
И работу она стала делать небрежно. Сегодня, например, не уследила за ветром, — и вырвало дерево. Вон, лежит в темноте, больше не шевелит ветками, которые еще недавно махали, пытаясь сопротивляться.
Мой Мастер, выбросив в кусты кости и вытерев свои крупные, всегда почему-то исцарапанные руки пучком травы, начинает:
— Ну и…
— Перестань сотрясать воздух. Не тревожь ночь.
Она замолкает.
В этом молчании слышится такая гора упреков, что она могла бы размерами и тяжестью соперничать с нижней пирамидой любого осколка.
Никак не усвоит, что мне просто нужно время перед тем, как шагнуть в переход. Я не прошу это понимать — что не близко, то не примешь как свое. Но хотя бы запомнить уже можно. Я же запомнила про нее, что ей перестало нравиться ее имя. И не спрашивала у нее никогда, почему ее передергивает, когда кто-то его произносит. Не так много нужно наблюдательности и умения слушать, чтобы понять: она хочет оставить в памяти лишь чей-то единственный голос, зовущий ее по имени. Пусть так. Я не трону и не раню своего Мастера, хоть и не испытываю к ней любви… Когда-то меня учили, что свою пару надо очень любить, дорожить, оберегать, иначе работать не получится. Неверно учили. Получается иначе.
— Так и будем здесь сидеть? Хватит зады холодить! Или мы идем, или я возвращаюсь в деревню!
Вот поэтому и не испытываю я к ней любви. Ее раздражительность мешает ей не толкать того, кто не толкает ее. Но моего терпения и принципиальности хватает, чтобы посидеть еще немного, посмотреть вверх, туда, где проходит граница осколка. Нельзя увидеть, как там загибается воздух. Нельзя перевалиться через границу — осколок на внешней плоскости, как огромная тарелка, не вскарабкаешься просто так. А если вдруг поднимешься по скале или волнами моря утащит, там на ребре тебя и скрутит. На границе притяжение сворачивает свои линии вниз, к внутренней пирамиде. От неживого останется плоское, от живого — лучше не представлять.
Уйти можно лишь с углов. Вот мы сейчас встанем и…
— Инэн!
Я вздрагиваю и с неохотой встаю на ноги. Даже делаю несколько шагов к переходу.
Но вдруг понимаю, что поднялась одна. Мой Мастер сидит, смотрит на меня пронзительно. Чуть прищуриваюсь в темноте ночи и вижу по ее лицу, какой напряженной надеждой полон мой Мастер.
Так чего-то ждут от другого больше, чем от себя. И я спрашиваю первая:
— Что случилось? Тебя что-то тревожит?
— Так мы идем? — она неестественно кривится и глядит из-под отросшей челки почти осуждающе, словно я сделала что-то не то, для чего она меня окрикнула.
— Да. Ты хочешь задержаться?
— Да нет…
— Может, ты хочешь что-то сказать? Говори.
Она молчит. Я жду столько, сколько у меня хватает терпения. Потом слышу неуверенный голос:
— Да ну ла-адно…
Другой на моем месте сел бы рядом, завел разговор, вытянул то, что сначала лезло из нее недовольством, а сейчас заставляет отводить глаза и прятать тяжелый взгляд. Но я перестала соваться в ее дела и мысли после того, как перестала называть ее по имени. Вместе с обращением к себе мой Мастер лишилась и разговаривающих с ней о ней. Мы хорошо работаем и без личного.
Знаем мы друг друга давно. И она знает, что я промолчу, что не стану лезть, можно хоть сколько угодно сопеть. Поэтому встает, подходит. Упрямо смотрит только себе под ноги.
Он мечтал намыть золота и стать счастливым. Но золото — это жёлтый бес, который всегда обманывает человека. Кацап не стал исключением. Став невольным свидетелем ограбления прииска с убийством начальника артели, он вынужден бежать от преследования бандитов. За ним потянулся шлейф несчастий, жизнь постоянно висела на волосок от смерти. В колонии, куда судьба забросила вольнонаёмным мастером, урки приговорили его на ножи. От неминуемой смерти спасла Родина, отправив на войну в далёкую Монголию. В боях на реке Халхин-Гол он чудом остался жив.
Жизнь подростков отличается: кто-то дружит со своими родителями, кто-то воюет, у кого-то их и вовсе нет, кто-то общительный, кто-то тихоня. Это период, когда человек уже не ребенок, но и не взрослый, период сотворения личности, и у каждого этот переход происходит по-разному: мягко или болезненно. Фахри – подросток с проблемами: в семье, школе, окружении. Но у него есть то, что присуще не всем его – понимание того, что нужно что-то менять, так больше продолжаться не может. Он идет на отчаянный шаг – попросить помощи у взрослого, и не просто у взрослого, а у школьного психолога.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Дример — устройство, позволяющее видеть осознанные сны, объединившее в себе функционал VR-гаджетов и компьютерных сетей. В условиях энергетического кризиса, корпоратократии и гуманистического регресса, миллиарды людей откажутся от традиционных снов в пользу утопической дримреальности… Но виртуальные оазисы заполонят чудища, боди-хоррор и прочая неконтролируемая скверна, сводящая юзеров с ума. Маркус, Виктор и Алекс оказываются вовлечены в череду загадочных событий, связанных с т. н. аномалией — психокинетическим багом дримреальности.
В Центре Исследования Аномалий, в одной из комнат, никогда не горит свет. Профессор Вяземский знает, что скрывается за ее дверями. И знает, как мало времени осталось у человечества. Удастся ли ему найти способ остановить аномалии, прежде чем они поглотят планету? И как быть, если спасти мир можно только переступив законы человечности?
После неудавшегося Апокалипсиса и изгнания в Ад Сатана забирает с собою Кроули, дабы примерно его наказать — так, как это умеют делать в Аду, — а Азирафаэль не собирается с этим мириться и повышает голос на Господа. Рейтинг за травмы и медицинские манипуляции. Примечание 1: частичное AU относительно финала событий на авиабазе. Примечание 2: частичное AU относительно настоящих причин некоторых канонных событий. Примечание 3: Господь, Она же Всевышний, в этой Вселенной женского рода, а Смерть — мужского.
Будь хоть трижды ведьмой и в семи заговорённых водах вымойся до скрипа, но объявленного не отменишь — в этом мире действует другая магия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.