По образу дракона - [21]

Тоб опустил голову.

— Это будет вашим основным принципом, — объявил жрец. — Вы ни в коем случае не должны тратить взрывчатое вещество ради бессмысленных разрушений. Я понимаю, как это сложно. Выматывающая игра в прятки в лабиринте безумных сооружений, с одним вопросом, терзающим ваше сознание: статуя это или живое существо? Вы испытаете муки сомнения. Каждый раз, истратив заряд, вы еще долго будете проклинать себя. Вы будете бродить как сомнамбулы по этим городам из кошмаров: с пьедестала на балкон, с балкона на барельеф, ощупывая, исследуя, обнюхивая с закрытыми глазами для пущей концентрации. Я сам пережил подобное, когда обходил эти города-ловушки, чтобы потом составить карту. Я был тогда молод и невыносимо страдал от собственного бессилия. Я пытался задавать им вопросы, даже оскорблять их. Я поднимался ночью и до изнеможения бил кулаками по их торсам, а утром отступал, побежденный, с разбитыми костяшками. С тех пор я нашел, чем их поразить. Поверьте, вы не пуститесь в путь безоружными. Водному народу придется туго от вашего набега. Их уловки им уже не помогут! Ваши глаза, перебегая от лежащих фигур к стоящим, смогут в три секунды отличить спящего хамелеона, маскирующегося под статую, от каменной копии. И тогда вы со знанием дела его уничтожите, и за каждого поверженного врага люди пещер будут вечно превозносить ваше имя!

Возвышенную речь Раццы оборвал приступ кашля. Тоб исподтишка злорадно ухмыльнулся.

Этой ночью Нат плохо спал. Ему снилось, что он заблудился в лабиринте застывших фигур. Он колотит по ним молотом, в тщетной попытке различить их. Не в состоянии определиться, он перебегает от одного пьедестала к другому, без конца меняя место закладки взрывчатки. Какова доля живых среди этих изваяний? Сколько статуй приходится на одного хамелеона? Десять? Двадцать? Сто? Если он заложит взрывчатку наудачу, каковы его шансы уничтожить подлинного врага?

Застонав, Нат проснулся под недовольные окрики соседей по спальне.

Три дня спустя Рацца привел нескольких совсем юных девушек с непомерно большими грудями — гидрофагов — и дал понять, что ущербность этих рабынь (они были лишены языков) компенсировалась развитием необыкновенно острого слуха.

Нату уже доводилось слышать об этом феномене, но он не мог взять в толк, чем племя гидрофагов может быть полезно им в том странствии, которое они собирались предпринять. Он сказал об этом жрецу и получил в ответ гневный взгляд.

— Они способны различать тончайшие тона, которые наше ухо не может уловить. Я знаю это, потому что я сам их проверял. Они утверждают, что отзвук от статуи и от живого хамелеона, если по ним ударить серебряным молотком, не будет одинаков. Существует едва заметная разница в резонансе. Разница, позволяющая безошибочно выявить подделку!

— А может, они врут, чтобы придать себе значительности? — хохотнул Тоб.

— Исключено! — отрезал Рацца. — Я тысячу раз в их отсутствие переставлял местами драконов. В семи случаях из десяти они смогли определить спящую рептилию. Эти девушки отправятся в путь с вами. Они есть тот козырь, которым вы не имеете права пренебрегать. Особо хочу заметить: они девственницы и должны таковыми остаться. Какая-либо органическая модификация может оказать воздействие на их способности, а я этого не желаю.

Затем состоялся жребий, по которому каждый будущий рыцарь получил свою служанку-грума. Как понял Нат, девушку, что досталась ему, звали Боа. Он протянул ей руку, не зная толком, как следует себя с ней вести. Тоб, Ульм и другие предпочли презрительно отвернуться. В глазах молодой рабыни что-то сверкнуло. Что-то, похожее на гордость и на вызов. Она словно сказала ему: «Еще посмотрим, кто из нас окажется лучше, доблестный сэр: вы, с вашим нелепым каучуком, или я, с моим отрезанным языком!»

Гром и птица

На рассвете одиннадцатого дня Боа привстала в стременах и указала пальцем на горизонт. Нат вздрогнул, и Кари, тотчас почувствовав его нервозность, забил копытами и затряс гривой. Посреди покрытой трещинами долины что-то чернело, какая-то область с четкими геометрическими границами, которые невозможно было списать на случайность. Прищурив глаза, Нат различал многоэтажные сооружения с террасами, зубчатые выступы, раскинутые веерами величественные лестницы. Ну, а зеленый, похожий на малахит, материал, не оставлял сомнений по поводу природы этого места. Конечно же, то был город. Город, спящий каменным сном.

Нат сжал челюсти. Значит, конец пути близок. Он понял: подсознательно он надеялся, что карта, составленная Раццей, является приблизительной, а возможно, и придуманной, и эта неопределенность сулит им долгое странствие. Он ожидал, что им придется покружить, тем самым удлиняя дорогу и получая временную отсрочку. Он был раздавлен. Координаты, указанные Раццей тридцать лет назад, обнаружили сегодня свою обескураживающую точность. Скрепя сердце, Нат изобразил воодушевление: поднял вверх кулак в знак победы. При этом в глазах служанки, как ему показалось, блеснули иронические огоньки. Он пожал плечами и хлестнул коня. Однако на сей раз размашистый галоп через дюны не развеял его тоскливых мыслей.