По обе стороны любви - [66]

В то же мгновение заметил это и Данте.

— Воды! — повелительно крикнул он в сторону Франчески и ловко подхватил старика в тот самый момент, когда глаза у того почти закатились, а грузная фигура начала медленно заваливаться на бок.

— Пресвятая Дева! — тоненько вскрикнула Франческа и проворно засеменила к берегу, на ходу стаскивая с головы неопределенного цвета повязку.

Однако престарелый синьор оказался не столь уж хилым — он пришел в себя почти сразу же, как только влажная ткань коснулась его лба.

— Благодарю… мой друг, — с некоторым трудом выговорил он, пожимая руку старой Франчески — очевидно, глаза маркиза все еще не прояснились.

— Понадобилось же вашей милости спускаться сюда в этакую пору! — сварливо укорила та, ловко расстегивая верхнюю пуговицу щегольской шелковой рубашки синьора.

— Пожалуй, — кротко согласился тот и попытался было освободиться от поддерживающих его рук поэта. — Пожалуй… лучше бы нам теперь возвратиться в замок.

— Лучше бы вам подождать здесь, — возразил с тревогой Данте, — пока эта добрая синьора, — тут он сделал глазами знак Франческе, — позовет лекаря или кого-нибудь из домашних!

— А давайте лучше я быстренько сбегаю! — собравшись с духом, вызвалась Вероника. — Там от горы направо или налево?

Но странно: никто из присутствующих не обратил на это предложение ни малейшего внимания. Никто и не подумал ответить на ее вопрос!

— Не стоит тревожиться, мессер Данте! Разве вы не видите, что на этот раз Господь раздумал призывать меня к себе? — выговорил маркиз со слабой улыбкой и сделал попытку подняться на ноги.

— Постойте-ка, синьоры! Вот так, — распорядилась Франческа, подхватывая маркиза под одну руку и указывая Данте глазами на другую.

Поддерживаемый с двух сторон маркиз медленно двинулся в обратный путь.

— Нет, подождите, подождите! Как же так? А рукопись?! Ведь это «Божественная комедия»! — в ужасе закричала вслед Вероника, тыча пальцем в забытые на камне тетради.

Однако никто из троих даже не оглянулся, словно и не услышал ее.

Они приближались уже к подножию скалы.

Но, уже ступив было на тропу, ведущую вверх, маркиз вдруг остановился и принялся гладить себя по боку и ощупывать карманы.

— Мой кинжал! Мой любимый товарищ! — пробормотал он. — Кажется, я оставил его среди камней… Потерять кинжал — дурной знак!

Его спутник и спутница обернулись, всматриваясь.

— Да вот же он лежит, товарищ ваш! Никуда не делся, — проворчала Вероника, кивая в направлении синеватого лезвия.

— Я вижу его! — крикнул Данте. — Потерпите, синьор!

Осторожно высвободившись, он в два прыжка достиг кинжала.

И в этот момент взгляд его упал на оставленные рукописи и на мгновение задержался на них.

— А как же гениальный замысел?! Грандиозная символическая вселенная? И глубинный смысл трех слоев бытия? — успела вскрикнуть в ту же минуту Вероника. — Как же все грешники, и Вергилий, и все круги ада, и Паоло и Франческа, и это… как же это… что движет Солнца и светила?

Поэт вдруг выпрямился и строго посмотрел прямо на нее. И хотя вблизи он оказался невысоким, как и свидетельствовал в его биографии Боккаччо, но Вероника будто вмиг съежилась и уменьшилась наполовину. Она смотрела на него почти в страхе, запрокинув голову — в точности как недавно старая Франческа.

— «Солн-це!» — наставительно и сурово выговорил Данте, поправляя ее. — «Любовь, что движет Солнце и светила!»

После чего он опустил голову и вновь ссутулился.

— Что ж, может быть, это и впрямь суждено мне — испытать судьбу еще раз… — в раздумье вымолвил он наконец и медленно наклонился, чтобы поднять тетради.

Вероника без сил опустилась прямо на раскаленные камни. Серые уступы, белесое от зноя небо и краешек залива поплыли перед глазами…

…Она с усилием подняла голову и осмотрелась. В поле зрения поочередно оказались: клеенка в клеточку, газовая плита, подоконник с горшком герани и часами-ходиками в виде башни.

Не сразу удалось ей сфокусировать взгляд на стрелках. Но, достигнув наконец желаемого, она удивилась так, что еще раз закрыла и открыла глаза, а потом для верности помотала головой.

Выходило одно из двух: либо все действие было написано ею за пятьдесят четыре минуты, либо, сидя здесь, за кухонным столом, она уснула и более чем на сутки выключилась из жизни.

Мелькнул в голове, впрочем, и третий вариант: все написанное появилось в тетради САМО СОБОЙ!

Не без некоторого мистического страха Вероника всмотрелась в строчки.

Хвосты у «б» знакомо топорщились вкось, «в» показалось бы постороннему человеку точной копией английского «l», а близнецов «п» и «к» можно было различить разве что по смыслу.

Разборчиво Вероника умела писать исключительно на школьной доске и в классном журнале.

Закончив почерковедческую экспертизу, она вздохнула с облегчением и решительно вывела под последней строчкой — «КОНЕЦ».

Однако, поразмыслив некоторое время, столь же решительно пририсовала к этому слову вопросительный знак.

Все-таки ее герои вели себя довольно непредсказуемо, а в многострадальной тетради оставалась еще пара чистых страниц! И к тому же никакой ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ восторг на сей раз что-то не торопился охватить ее.

Зато быстренько нагрянули всегдашние заботы: ужина нет, картошка кончилась, да и макарон маловато… да и что такое, собственно говоря, макароны? Гарнир! Хотя если обжарить на сливочном масле и добавить томата и наструганной ломтиками ветчины, как Коля любит…