По нехоженной земле - [31]
>>Варнак был одной из лучших собак в нашей стае.
Если собаки сидели на цепи, нужно было всех их обойти — одной почесать за ухом, другую погладить, третьей потрепать загривок — и каждой сказать несколько слов. Пока эта церемония не заканчивалась, нечего было ждать и успокоения. Не получившие своей доли внимания от хозяина лаяли, визжали, рвались на цепях и огрызались на соседей.
Правда, первое время ласки уделялось немного. Больше перепадало наказаний. Привычки собак, характер каждой из них, способности к работе и степень обученности нам были неизвестны. Выдрессированных передовиков, которые могли бы руководить в упряжке и тянуть ее по команде человека в нужную сторону, среди наших собак не было. Пришлось выделить наиболее сильных, понятливых и заняться их обучением. А корень учения всегда горек. Первое время я пользовался восточносибирским способом запряжки. Собаки, привыкшие к ней раньше, дружно тянули сани, но везли их, куда хотелось им самим, а не мне. Только иногда, и то случайно, наши желания совпадали, и сани направлялись в нужную мне сторону.
Ни одна собака не понимала команды. Я перепробовал всех, но безрезультатно. После долгих перестановок, бесконечных криков и острастки кнутом я, наконец, остановился на Мишке. Он как будто оказался наиболее пригодным. Кстати, нужно сказать, что Мишка был если не лучшей собакой во всей нашей стае, то самой популярной. Свою известность он приобрел еще на «Седове». Как-то в плавании, в сырую погоду, которую собаки ненавидят, их выпустили из насквозь промокших загородок. Мишка обежал весь корабль. Даже сунулся было в машинное отделение, но был выставлен оттуда механиками. Он старательно обнюхал все закоулки, но нигде долго не задерживался. Только вкусные запахи, ударившие ему в нос из дверей камбуза, заставили Мишку застыть на месте. За всю свою собачью жизнь, проведенную у охотничьих чумов, Мишка, должно быть, не встречал таких приятных дверей. Сделав самую благонравную физиономию, чуть склонив голову набок, он, точно зачарованный, сидел против камбуза и упивался ароматами. Его глаза потускнели. Иногда он их закрывал совершенно и, вероятно, думал, что видит сладкий сон. Тонкие струйки слюны тянулись из углов его пасти. Мишка так был погружен в переживания, что даже не заметил кучки людей, молча наблюдавших за ним. На Мишкино счастье, кок был в хорошем настроении. Увидев собаку, он заговорил:
«Ну что, пес? Как живешь?»
Мишка, словно под гипнозом, подвинулся ближе. Его глаза вспыхнули, хвост забил по железной палубе. Пес поднял морду и завыл. Не резким, вызывающим у человека неприязнь, волчьим воем, а на каких-то теплых, полных восторга нотах. Кок сначала даже растерялся. Потом его лицо засияло от удовольствия.
«Э! Ты что же, петь умеешь? А ну еще! Ну, смелее!»
И собака снова подала голос. Она уже наполовину протиснулась в камбуз, и умиленные кок и его помощники склонились над ней. Еще одно тремоло и… жирный кусок говядины исчез со стола.
С этого дня Мишка стал фаворитом камбуза, развлекал его обитателей и получал в награду вкусные куски и кости. Он настолько освоился со своей ролью, что когда видел камбуз закрытым, становился на задние лапы, а передними скреб железные двери и выл до тех пор, пока заветная дверь не приоткрывалась и из нее не высовывалась рука с куском мяса. Так Мишка выделился среди других собак и завоевал популярность у экипажа. На корабле только и было слышно: «Мишка Мишенька! Мишуня!» Один Журавлев не разделял восторгов команды. Охотник считал, что каждая собака должна содержаться, по его выражению, «в страхе божьем» и уважать своего владыку — человека. Он презрительно звал собаку не Мишкой, а подхалимом. Однако симпатии к собаке всех обитателей корабля были настолько велики, а кок так разрекламировал ее ум, что презрительная кличка Журавлева не имела успеха, и Мишка остался Мишкой — общим баловнем.
Для упряжки мне нужны были два передовика. Особенно мне хотелось сделать передовиками Варнака и Полюса. Они были самыми сильными, да и выглядели очень представительно. Буквально красавцы! Но увы! Варнак не мог понять, чего я от него хочу. Он с истинно собачьей доверчивостью смотрел мне в глаза, съеживался от крика или бросался в совсем ненужную сторону. Бить я его не мог — тянул он честно. Силой он выделялся, и всю ее вкладывал в работу. Но передовиком он быть не мог. Полюс оказался способнее. Скоро он начал понимать мои требования, но мечущийся рядом Варнак мешал ему. Наконец рядом с Полюсом я поставил Мишку. Через час новичок уже понимал, что нужно делать при той или иной команде, и ученье стало налаживаться. Правда, иногда Мишка начинал капризничать и пытался казаться совершенно глухим. Тогда приходил на помощь кнут и моментально возвращал Мишке и слух и понятливость. Работал Мишка с прохладцей, из лямки не лез, постромку натягивал бережно, точно боялся порвать ее. Но пока мне от него нужно было другое — понимание команды, что он скоро усвоил. Так Мишка и Полюс стали моими передовиками. После нескольких дней тренировки кнут опускался уже только на лодырей, моя ругань и визг собак раздавались реже. Я был уже уверен, что могу ехать в любом направлении и вести за собой упряжки товарищей.
