По нехоженной земле - [137]

Глубокие сугробы вокруг растаяли. Земля успела подсохнуть, и мы увидели на «дворе» накопившийся за зиму мусор — консервные банки, пустые ящики, многочисленные обглоданные собаками медвежьи кости и всякий хлам. Первое, за что мы принялись, было наведение чистоты и порядка. Через два дня территория была очищена.

Собравшись после этого на мыске, мы любовались нашим хозяйством. Я задал своим товарищам вопрос:

— Как вы считаете — чего здесь не хватает?

Все задумались.

Полярники народ неторопливый — отвечают не сразу, зато солидно, спокойно.

— Пара высоких берез или развесистых лип не испортили бы картины, — ответил Вася. — Но вряд ли мы их вырастим. Лучше я установлю мачты для направленного приема. Они облегчат связь и оживят пейзаж североземельской столицы.

— А на кой леший деревья-то? — возразил охотник. — Разве белые медвежьи шкуры хуже зелени? Смотрите, как они украшают наш город. Добавим десятка два-три, и картина будет замечательная. Зелень-то что — облетит, мусор будет, а прибавим шкур — склад мясом наполнится — тоже красота! Впереди-то опять четыре месяца темноты.

_{^{Наши трофеи росли беспрерывно.}}

Потом выяснилось, что мысок нашего острова необходимо украсить репером с вековой маркой, а вон там, около лагуны, поставить футшток, который будет напоминать гибкую рябину, — предстояло провести пятнадцатисуточные ежечасные наблюдения над приливами, провести и тахиметрическую съемку острова. Далее поступило предложение отеплить магнитный домик. Это не обогатит пейзажа, зато превратит теперешнюю фанерную будку в настоящий рабочий кабинет.

Так, вперемежку с шутками, мы обсуждали уже наметившийся план наших летних работ и подготовки к новой зимовке.

Со следующего же дня мы приступили к выполнению самого плана.

* * *

Я говорю о планах летних работ, о летнем периоде, о лете… Чтобы у читателя не создалось ложных представлений, необходимо рассказать, что подразумевается под здешним летом. Июнь и июль нам уже знакомы.

Наше лето больше всего напоминало вторую половину апреля в средних широтах и без какой-либо натяжки могло быть названо «мягким».

Зноя здесь нет. Мы ходим в барашковых кубанках и не испытываем от этого никаких неудобств, за исключением разве только случаев, когда приходится несколько километров пробежать за медведем. Мы совсем не стремимся в тень и, если как следует не поработаем, не томимся жаждой. Кожаная куртка на фланели, одетая на толстую шерстяную фуфайку, или меховая рубашка, а в ветреные дни и полушубок — вот наша летняя одежда, и мы отнюдь не тоскуем по легким летним костюмам. Болотные сапоги или непромокаемые тюленьи пимы, надетые на толстый шерстяной чулок, устраивают нас куда больше, чем парусиновые туфли.

За все лето нас не потревожил ни один комар, ни одна мошка; появлению их мы, вероятно, удивились бы не меньше, чем немыслимому здесь кваканью лягушек. Даже таких неизменных спутников лета, как мухи, мы не видели ни одной.

Правда, в наших краях тает снег, журчат ручьи, шумят водные потоки, на льду и на земле стоят озера воды, распускаются цветы, в низинах зеленеют мхи, местами можно найти маленькие лужайки осоки и злаковых, а птицы кладут яйца и выращивают птенцов.

Но самыми яркими чертами здешнего лета все же являются таяние льдов, изобилие жизни в море и незаходящее солнце.

Льды, разъедаемые водой, беспрерывно потрескивают. В некоторые дни у кромки беспрерывно раздаются короткие звенящие звуки, словно кто-то пересыпает миллионы мелких серебряных монет.

А солнце работает без отдыха. Дни и ночи оно кружит по небосводу невысоко над горизонтом и поэтому напоминает или утреннее или предзакатное солнце средних широт. В этом главная прелесть, незабываемое очарование полярного лета.

Мы не видим многих, привычных картин — ни колосящихся полей, ни зеленых дубрав, ни летнего раздолья степей, зато Арктика щедро вознаграждает нас многим, о чем в средних широтах можно только мечтать.

Урожай в Арктике

К югу от островов в этом году долго сохранялся ледяной припай. Он тоже разъедался полыньями, но не уходил. Несколько параллельных гряд высоких торосов цементировали всю массу льдов. Нужен был хороший шторм, чтобы разломать эти многометровые махины. Только в половине августа, против базы экспедиции, открытая вода приблизилась к острову на два — два с половиной километра. Наша моторная шлюпка оставалась блокированной льдами, и в районе базы мы не могли выбраться для охоты в открытое море.

Правда, на льду появлялось много нерп. Иногда, в хорошую погоду, в поле нашего зрения их вылезало погреться на солнышке до 150 штук. Но они мало привлекали нас. Охота на них в этих условиях требовала много времени, надо было применять метод эскимосов: наметив зверя, ползти к нему на животе и изображать тюленя — лежать на льду, когда зверь, подняв голову, осматривается вокруг, копировать его движения — крутить головой, почесываться по-тюленьи и т. п.

Иногда можно услышать рассказы о том, как эскимосы ухитряются таким образом обмануть зверя своим искусным подражанием, как приближаются к нему вплотную и хватают его за ласты.

Я ни разу не наблюдал такого искусства, хотя и видел, как охотник приближается к нерпе на верный выстрел. И сам я без особого труда проделывал то же самое.