По-настоящему - [52]

Странный он, этот Олег. У меня такое чувство, что всё его показное «шутовство» и «балагурство» – это просто маска. И когда я сказала, что обручена, глаза у него на долю секунды стали очень серьёзными. Неужели я ему нравлюсь?

Как рассказать об этом Стёпе? И надо ли рассказывать? Ничего ведь не случилось! Только почему-то я чувствую себя так, словно совершила что-то не очень хорошее.

А собственно, что? Просто понравилась. Не Стёпе. Но сколько ещё таких «не Стёп» будет в моей жизни? Должна ли я рассказывать своему самому любимому, самому близкому человеку обо всех таких случаях? Или нет? Я не знаю. Ведь наверняка где-то проходит та грань в отношениях, за которую заходить нельзя? Например, как мне кажется, нельзя читать дневники друг друга. Я не дала бы Стёпе свой. И не стала бы просить его дневник. То же самое с письмами – нельзя, никогда никому нельзя читать чужие письма, как бы интересно ни было. Даже если два человека вместе, даже если они любят друг друга, если женаты много лет, у каждого из них должно быть своё, личное пространство, куда никто не вправе вторгаться без приглашения.

Может быть, я так рассуждаю потому, что право на свою территорию и свои собственные чувства родители давали нам с Димкой с самого детства. У каждого из нас всегда была своя комната, свои личные вещи – книги, диски, кассеты. И никто никогда не рылся в моих вещах, не проверял тетрадки, портфель или содержимое ящиков стола. Мой дневник всегда лежит на столе, без хитроумных обложек с замками, и я уверена, что никто, кроме меня, его ни разу не открывал. Правда ведь, дневничок?

Так что с дневниками и письмами мне всё понятно. Но как быть с чувствами? Входят ли они в то самое «личное пространство», куда нельзя входить без спроса?

Спрошу у Стёпы.

19 мая 2000 года

Физика была скучной, но это была последняя физика в моей школьной жизни! Ура! В самом начале урока Галина Ивановна огласила «неспорные» оценки за год, а потом приступила к опросу тех несчастных, оценки которых колебались в пределах от тройки до пятёрки. Таких оказалось человек семь, и, пока они страдали у доски, мы со Стёпой бурно перебрасывались записками. О том, что не давало мне покоя со вчерашнего дня.

(Вклеен листок в клеточку, явно вырванный из тетрадки и неоднократно складывавшийся в несколько раз. Текст написан двумя разными почерками – Марининым (быстрый, размашистый, с сильным нажимом и специфическими «хвостиками» у букв «Р», «Ф», «У») и Стёпиным (аккуратный, ровный, словно по линейке, с большими округлыми буквами).

«С: Так о чём ты хотела поговорить на перемене?

М: Да так, ерунда всякая…

С: Не ерунда, Риша. Я же видел, что ты взволнована

М: Ну понимаешь… Я даже не знаю, как правильно это сформулировать… В общем, Стёпа, как ты считаешь, есть ли в отношениях двоих людей какие-то границы?

С: В смысле?

М: Ну то есть если два человека встречаются, любят друг друга, то, как ты считаешь, должны ли они друг другу всё-всё-всё рассказывать?

С: КОНЕЧНО! (так и написано – прописными буквами)

М: Всё-всё-всё?

С: Что ты имеешь в виду?

М: Например, должен ли ты рассказывать своей девушке, что какая-то другая девушка добивается твоего внимания?

С: Ты и так об этом знала. С самого начала.

М: (нарисована улыбающаяся мордочка) Стёпик, ну а если я бы не знала, ты бы мне сказал?

С: То есть кто-то к тебе пристаёт, а ты не знаешь, рассказывать мне или нет, так?

М: Зачем так грубо? (снова нарисована улыбающаяся мордочка)

С: (нарисован сердитый человечек с волосами дыбом) Значит, я прав?!!!

М: Стёпка, отвечай на вопрос. Не отклоняйся от темы! Я хочу понять, что ты думаешь.

С: Я бы тебе сказал. Теперь ты ответь на мой вопрос.

М: Мне нечего ответить. Просто вчера парень с подготовительных курсов приглашал меня в кино. Я сказала ему, что у меня есть жених, и всё. Но мне нужно знать на будущее, как далеко мы можем идти в своей откровенности.

С: Я ему устрою, этому парню (нарисована очень смешная «грозная» рожица)!!!

М: Ты опять ушёл от темы. С ним я уже разобралась.

С: Я бы предпочёл знать всё. ВСЁ-ВСЁ-ВСЁ.

М: А ты мог бы прочитать чужой дневник или письмо?

С: Ты ведёшь дневник?

М: Я к примеру.

С: Не знаю, Риша. Это слишком личное. Всё зависит от обстоятельств. Думаю, что твой дневник я бы прочёл, только если бы ты сама меня об этом попросила. Иначе – нет. Всё-таки это твоя душа и твои тайны, и если ты считаешь, что мне не нужно туда заглядывать, значит, так тому и быть. А я для тебя – открытая книга. Бери и читай, с любой страницы! (нарисовано сердечко)

М: Ты чудо, Стёпка!

С: Чудо у нас ТЫ! Я люблю тебя! А я люблю его…

20 мая 2000 года

Дни летят как птицы. С Олей мы вроде бы примирились. Именно примирились, потому что – не ссорились. Просто я как-то глупо обижалась на неё (сама не понимаю за что – разве у меня есть на это право?) Ещё раз поговорили, поплакали, и всё стало легче и понятнее.

Ната полностью ушла в себя и в подготовку к экзаменам. Она улетает в Москву 1 июля. Если Наташка поступит в Гнесинку (а я в этом, если честно, не сомневаюсь), то вернётся в Сибирск на весь август. Я сказала об этом Стёпе – ведь он тоже мог бы вернуться на август. Он грустно посмотрел на меня. Оказалось, его родители продают квартиру, чтобы купить в Москве. Они хотят жить там вместе с сыном. Стёпиному отцу предложили работу на одном из центральных каналов (он тележурналист). Мама – экономист, так что и она наверняка не останется без дела…