По направлению к Рихтеру - [44]
В финале — марш валькирий, у которых косы как змеи.
Три недостижимые дирижерские высоты (субъективно):
Фуртвенглер — «Тристан».
Мравинский — Пятая Чайковского, Восьмая Шостаковича.
Дезормьер — «Море», «Арлезианка».[228]
Рахманинов
О прелюдии fis-moll, op. 23 № 1
Богоматерь Одигитрия. Знаете, что это в переводе? — Путеводительница! Я ей поклоняюсь. Видел эту икону в Эрмитаже. У нее на руке — отрок. Икона плохо сохранилась, поэтому отрок остался без левого глаза. Я смотрел в его открытый правый… и вдруг услышал, как Богоматерь шепчет: «Это я помогла монаху Теофилу!» Еще папа рассказывал эту легенду — как средневековый монах Теофил заложил душу черту, но сделка была отменена. Благодаря чудесной помощи Богоматери. Теперь я знаю ее имя — Одигитрия!
О прелюдии g-moll, op. 23 № 5
Любимая пьеса у Клейста — «Пентесилея»[229]. Про амазонок. Вообще, Рахманинов — «амазоночный» композитор.
По их обычаю каждая из амазонок должна покорить воина из числа врагов. Вам жалко Ахилла? (пожимает плечами). Каждый из нас дает кому-нибудь себя покорить.
Совсем другое дело — амазонки Лотрека[230]. У них не столько сила, сколько тайна, даже эфемерность. Мне кажется, что все лотрековские певички, проститутки — мои большие приятельницы. Во всяком случае, одна из них — с греческим профилем и смахивающая на Элен Вари — дарила мне хризантемы[231]. Желтенькие. И говорила при этом: «Не забывайте, ведь я проститутка! Но буду вашей за мазурку Шопена!»
О прелюдии F-dur, op. 32 № 7
Игры светлячков. Для меня они — эльфы! Иногда зажигаются серебристые огоньки, иногда — огуречно-зеленые. Перемигиваются.
Об этюде — картине d-moll, op. 33 № 5
Белогвардейский. В общем, почитайте «Дни Турбиных».
Об этюде — картине fis-moll, op. 39 № 3
Вронский вспоминает скачки. Как его лошадь повалилась на бок, как он бил ее каблуком. В самом конце — Вронский покидает ипподром.
Лучший этюд у Рахманинова и лучшая картина.
Скрябин
О прелюдии a-moll, op. 11 № 2
По настроению — Восьмой сонет Шекспира[232]. Даже поддается подтекстовке.
О прелюдии G-dur, op. 11 № 3
Привет Петру Ильичу. Надо играть очень быстро — как будто ребенок плещется в ванне.
О прелюдии b-moll, op. 11 № 16
У Малевича есть эскизы костюмов к какой-то мистерии[233]. Вероятно, только задуманной. Мне понравился костюм Похоронщика. Если б я такого встретил на кладбище… Что-то угловато-средневековое, с фиолетовым лицом.
О прелюдии H-dur, op. 37 № 3
По Розенкрейцерам, — как объяснял А.Г. Габричевский, — си-мажор — основной тон человека. В общем, я не против. Но все равно странно… Ведь в си-мажоре не так уж много музыки.
В этой прелюдии — человек весьма расслабленный, дремлющий.
Во Второй сонате Скрябина побочная тема первой части тоже в си-мажоре. Как экономно он пользуется водой — не то, что Рахманинов!
О прелюдии a-moll, op. 51 № 2
Прелюдия — «прощай, минор», совершенно клейстовская. А я — клейстовский персонаж.
Клейст знакомится с женщиной, которая замужем и смертельно больна. К тому же, в почтенном возрасте. Они где-то уединяются. Сначала Клейст стреляет в нее, и сразу — в себя. Разве этого нет в музыке?
О прелюдии ор. 74 № 1
Скрябин сказал — «невыносимая боль». Болит голова, один из ее желудочков. Вообще, я побаиваюсь играть эту прелюдию из-за того, что на 74-й год мне нагадали что-то не совсем хорошее. И ведь Скрябин после этого ничего не написал — умер А у меня — депрессия, довольно затяжная, малоприятная.
Так что число 74 недолюбливаю. А еще недолюбпиваю 16. Opus 16 у Шумана — «Крейслериана» Не в ладах с этой музыкой, только последние две пьесы нравятся. 16-ая прелюдия Шопена — ни за что! 16-ый концерт Моцарта уговаривали японцы. Хороший концерт, но 17-ый лучше. 16-ая соната Бетховена — для Гринберг и Юдиной. 16-ую мимолетность Прокофьева попробовал… но так и не сподвигся. 16-ую прелюдию и фугу Шостаковича… даже музыки не помню.
Прокофьев
О «Танце», ор. 32 № 1
Мир Дега. Больше всего люблю «Балетный класс» и этого репетитора с палкой[234] — посреди класса. В конце он к кому-нибудь палкой приложится.
Лучше Дега никто балет не писал.
О «Легенде», ор. 12 № 6
Тетя Мери на веранде. Подслушивает, как я сочиняю. Это была пьеса «Сон». Очень слабенькая, слишком много унисонов. Подходит мама:
— Какой мальчик… (это она обо мне). Надо срочно заняться воспитанием.
— Нет, он должен быть предоставлен себе! Пусть созерцает — никакой спешки. Вундеркинды — это выскочки. Не люблю тех, кто рано начинает карьеру.
— Ты хочешь, чтобы он навсегда остался с русалками? Надо сделать из него талант…
— Талант — это скучно. Надо сделать из него… Грига.
О пьесе «Мысль», ор. 62 № 3
Мои мысли выглядят совершенно не так.
Хиндемит
О второй части Lebhaft сонаты № 2 (1936)
Концентрация вальсов, танцевальных ритмов. Немножко безумных, немножко несобранных.
Я таким представляю последний танец Нижинского[235]. Не в театре, а в каком-то отеле… для непонятной публики. Он соединил движения из разных балетов в один. Импровизация, за которой тщательно скрыто безумие.
Об интерлюдии и фуге in Fis из цикла «Ludus tonalis»
Какая-то игра… мистификация. Пруст на ваших глазах переделывает Альберта в Альбертину
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
В этой книге рассказывается о зарождении и развитии отечественного мореплавания в северных морях, о боевой деятельности русской военной флотилии Северного Ледовитого океана в годы первой мировой войны. Военно-исторический очерк повествует об участии моряков-североморцев в боях за освобождение советского Севера от иностранных интервентов и белогвардейцев, о создании и развитии Северного флота и его вкладе в достижение победы над фашистской Германией в Великой Отечественной войне. Многие страницы книги посвящены послевоенной истории заполярного флота, претерпевшего коренные качественные изменения, ставшего океанским, ракетно-ядерным, способным решать боевые задачи на любых широтах Мирового океана.
Книга об одном из величайших физиков XX века, лауреате Нобелевской премии, академике Льве Давидовиче Ландау написана искренне и с любовью. Автору посчастливилось в течение многих лет быть рядом с Ландау, записывать разговоры с ним, его выступления и высказывания, а также воспоминания о нем его учеников.
Валентина Михайловна Ходасевич (1894—1970) – известная советская художница. В этой книге собраны ее воспоминания о многих деятелях советской культуры – о М. Горьком, В. Маяковском и других.Взгляд прекрасного портретиста, видящего человека в его психологической и пластической цельности, тонкое понимание искусства, светлое, праздничное восприятие жизни, приведшее ее к оформлению театральных спектаклей и, наконец, великолепное владение словом – все это воплотилось в интереснейших воспоминаниях.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.