По направлению к Глори - [5]

— Мне кажется, у тебя проблемы, Мэри, — сказал Коул стальным голосом.

— Нет, — выдавила она, — нет, я просто…

— Смотри-ка, ты вся раздулась, у тебя раскраснелось лицо, — сказал он. — Мне определенно кажется, что у тебя начались изменения. Как ты себя чувствуешь, а? У тебя, наверное, все трясется внутри, как будто что-то там переворачивается?

Он взвел курок. Мэри замерла под прожигающим взглядом его страшных глаз. Ярко раскрашенный рот раскрылся, рука сжимала горло, из глотки со свистом вырывалось тяжелое дыхание.

— Нет, Коул, — выговорила с трудом. — Я тебе клянусь, я в полном порядке. Ты же должен был видеть, ты же знаешь, я…

— Ты поганая жирная тварь, — сказал Коул. — Мне уже осточертело, что ты постоянно запугиваешь моих пассажиров. Если ты не заткнешь свою поганую пасть, я тебе обещаю, что как только я хоть немного заподозрю, что с тобой начали происходить изменения, я вмажу твои мерзкие внутренности в спинку этого сидения. И ни одна живая душа меня в этом не обвинит. — Он сунул стволы ружья между подушками ее грудей, будто вставлял вилку в розетку. — Ты полагаешь, меня кто-нибудь обвинит в убийстве?

— Пожалуйста, Коул, — прошептала она.

— Ты оставишь этих людей в покое?

Она хлопнула ресницами и кивнула. Коул грубо выругался, но поставил ружье на предохранитель. Его глаза метнулись в мою сторону, шрам на щеке сморщился как от удара.

— Держи свою пушку наготове, приятель, — сказал он мне. — В этом вагоне будут проблемы. Постарайся сделать все, что будет в твоих силах, а я, если получится, приду на помощь.

Сказав это, он двинулся по проходу к выходу из вагона. Я догнал его в тот момент, когда он уже переходил в следующий.

— Объясните мне, пожалуйста, что происходит, — сказал я, хватая его за руку.

Он пригвоздил меня к месту взглядом своих страшных глаз.

— Полегче, приятель.

— Но нельзя же говорить человеку, чтобы он приготовил пушку, не объяснив зачем.

— Мне кажется, — понятно — зачем.

Он оттолкнул меня к двери, подальше от остальных пассажиров. Сзади нас было окно, разделенное на четыре узких полоски. В каждой из них виднелся прямоугольник темно-синей ночи с одинокой звездочкой в правом верхнем углу. Казалось, это блок каких-то мистических почтовых марок. Полоски были настолько неестественно симметричны, что, глядя на них, я окончательно осознал, в какое место меня занесло.

— Это будет плохая поездка, — сказал Коул. — Я не смогу проконтролировать все вагоны, поэтому здесь я оставляю все на тебя.

Я совершенно не горел желанием принять на себя ответственность.

— Так почему же вы пропустили их в поезд, если знали, что это кончится плохо?

— Послушай, сынок: во-первых, ты все равно не сможешь этого понять, а во-вторых, у меня нет времени на объяснения. Последний раз, когда дела сложились так же плохо, как сейчас, я потерял девять пассажиров. Значит так, я оставляю этот вагон на тебя и меня интересует, будешь ты мне помогать или будешь просто смотреть на то, что происходит вокруг?

— А Трейси, — сказал я. — Трейси, женщина, которая со мной. Она… с ней… ничего плохого?..

— Иногда изменения не очень серьезны, и можно не обращать на них особенного внимания, но иногда бывает нужно их остановить. Поэтому я и хочу, чтобы ты взял на себя этот вагон. Думай о каждом человеке, когда ты будешь принимать такое решение.

Мой пистолет лежал в кобуре, холодный, как змея в черепе.

— Нет, — сказал я. — Нет, ей я все равно не смогу сделать ничего плохого. Да и вообще я не очень умею обращаться с оружием.

— Я буду занят, — сказал Коул. — Что бы ни случилось здесь, это твои проблемы.

Я внимательно смотрел в его обветренное лицо, странные глаза. Я не был уверен в том, что он сказал мне все. Он тоже посмотрел мне прямо в глаза. Шум и грохот идущего поезда казались ощутимым проявлением напряжения, стоящего между нами, и той страшной силы, которая неистово ускоряла течение нашей жизни. Я понял этого человека, я понял, что, хотя работа и выпячивала темные стороны его природы, он в сущности не был ни особенно злым, ни добрым, ни смелым, ни трусливым. Просто человек, который достиг трудного участка на своем пути, наполовину по собственной вине, наполовину по воле судьбы и теперь просто делал то необходимое, без чего не выжить. И когда я понял, что это такой же человек, как и я, не колдун вовсе, я поверил в него. И в себя. Мне никогда раньше не приходилось поднимать оружие на других людей, но сейчас я понял, что смогу это сделать.

— Что от меня потребуется? — спросил я.

— Появятся беженцы, — сказал он. — Всегда появляются. Они проникают в поезд на участке с крутым подъемом, примерно в двух часах езды отсюда. Если они войдут внутрь, не задавай никаких вопросов. Их надо сразу убивать. И не трать зря патронов. — Он посмотрел на мой патронташ. — Видишь этого типа с квадратной головой в углу вагона?

Он указал на блондина средних лет, в сером костюме, с задумчивым скандинавским лицом, и сказал, чтобы я не спускал с него глаз. И с Трейси. В вагоне было еще семь пассажиров: пожилая женщина в зеленом платье и шесть довольно неопрятных, просто одетых фермеров, оставшихся без земли и надеявшихся начать все сначала на новом месте.