По Мыслящим королевствам - [22]

Между тем никаких лошадей, душевно неуравновешенных или иных, не наблюдалось.

– Возможно, старый Рыжик, говоря правду, все-таки ошибался. – Симна быстрее заработал шестом, вынуждая и Эхомбу сделать то же самое, чтобы плыть ровно. – Наверно, здесь живут несколько сумасшедших лошадей, но они не могут находиться сразу повсюду. На таком огромном пространстве они вполне могли нас и не заметить. – Он перевел дух, стирая со лба пот. Посреди болота было не особенно жарко, но влажность давала о себе знать.

– Не исключено. – Пастух внимательно изучал окрестности. Вокруг лодки слышалось движение, шум, всплески, но никаких конских препятствий, о которых предупреждала обезьяна, не было видно. – Если топь действительно так велика, как он говорил, то у нас, конечно, есть шанс проскользнуть через нее незамеченными. Мы ведь не очень похожи на авангард шумной наступающей армии.

– Именно. – Чем дальше они продвигались, не встречая помех, тем увереннее Симна чувствовал себя. – Плывем себе втроем в утлой лодочке. Она ничего особенного собой не представляет, да и мы тоже.

– Надо бы найти какую-нибудь землю, чтобы разбить на ночь лагерь. А то придется спать в лодке.

Симна состроил гримасу.

– Лучше жесткая сухая постель, нежели мягкая мокрая.

Вскоре путешественники наткнулись на каменистый утес, вздымающий свою главу над окружающими зарослями тростника, однако на этом скоплении грязи росли настоящие маленькие деревца, и почва оказалась достаточно сухой, чтобы удовлетворить северянина. Особенно радовался земле Эхомба. Влажный климат действовал на него хуже, чем на его спутников, поскольку из всех троих он был уроженцем самой засушливой страны. Впрочем, пастух легко приспосабливался и редко на что-нибудь сетовал.

Как и следовало ожидать, уникальными возможностями сухого островка, поднимающегося над уровнем воды не более чем на фут, норовили воспользоваться самые разнообразные обитатели болота. На каждом чахлом дереве гнездились птицы, а влаголюбивые ящерицы и водяные черепахи выползали на сушу, чтобы откладывать яйца. Бумерангоголовые диплоколы, оберегая детенышей, держали их поближе к берегу, на дальнем конце небольшого острова сладко дремали юные черные кайманы и фитозавры, безразличные к появлению двуногих млекопитающих.

Ночь принесла с собой какофонию земноводного хора, но меньше было москитов, чем опасались путники, и опять-таки никаких лошадей.

– А ведь тут водятся плотоядные. – Симна лежал навзничь на песке, прислушиваясь к ночной симфонии и наблюдая звезды сквозь облака, которые начали собираться над болотом. – Нам еще не попадались по-настоящему крупные, однако при таком количестве дичи они просто обязаны тут быть.

– Вне всяких сомнений. – Черный кот закопался окровавленной мордой в еще теплый живот молодого буйвола, которого он убил. Его глаза были зажмурены, лапы неподвижны. – Легкая добыча.

– У Алиты есть одно хорошее качество. – Эхомба лежал тут же, подложив руки, как подушку, под заплетенные в косички волосы. – Он спит чутко и разбудит нас в случае чего.

– Я не очень опасаюсь, что на меня во сне кто-нибудь наступит. Может, укусит, но не наступит. – Симна отвернулся от друга и улегся на бок, пытаясь найти наиболее удобное положение. – Я даже начинаю думать, что единственное, чего здесь следует опасаться, так это небылиц старой спятившей обезьяны, а не спятивших лошадей.

– Мне он не показался сумасшедшим.

– Плевать; главное, мы пока спокойно перебираемся через эту вонючую трясину. – Симна закончил речь громким шлепком, прихлопнув мародерствующую голодную букашку. Навыки фехтовальщика шли ему на пользу: его одежда уже была сплошь покрыта раздавленными трофеями микроскопических побед.

Проснувшись позже всех, северянин потянулся и зевнул. По степени зловония его утреннее дыхание было вполне сравнимо с испарениями, поднимающимися из окружающей трясины. Но это вскоре было поправлено неторопливым завтраком из вяленого мяса, сушеных фруктов и холодного чая.

Во время еды Эхомба то и дело внимательно осматривал горизонт, время от времени поторапливая друзей. Алита, естественно, просыпался медленно, а Симна явно наслаждался возможностью поесть на сухой земле.

–Мудрые старики и старухи из твоего племени, похоже, насовали тебе в котомку все мыслимые зелья и порошки. – Северянин взмахнул ломтем вяленой говядины. – А они ничего тебе не дали, чтобы успокаивать тревогу?

Черные глаза Эхомбы пытались проникнуть сквозь пелену окружающей растительности.

– Не думаю, что есть такой эликсир. Если бы он существовал, я бы его непременно прихватил. – Пастух посмотрел на своего товарища. – Симна, я знаю, что слишком много тревожусь. И когда я не тревожусь о вещах, о которых следовало бы тревожиться, я начинаю тревожиться о вещах, о которых тревожиться не следует. Видимо, я попросту излишне добросовестный.

– Точно, – кивнул северянин. – Я знаю для этого другое слово: «дурень».

– Может быть. – Эхомба не стал оспаривать определения друга. – Безусловно, это одна из причин, почему я здесь и терпеливо переношу твою болтовню и ворчание кота вместо того, чтобы лежать дома с женой и слушать смех своих детей.