По моим правилам - [2]

– За мной.

Надо сказать, «суповой набор» получил свое прозвище не только из-за бурной, легко развивающейся в «ругательном» направлении фантазии сумасбродки Оливии, и даже не потому, что они оба напоминали смесь сырого мяса, перебитых хрящей и раздробленных костей, что не было, конечно же, правдой. С тех пор, как девушка стала работать вместе с отцом, успешно перевалив на свои хрупкие, но отнюдь не слабые, плечи некоторое количество его дел, «приставучий папаша», ставший, по мнению Лив, маниакально-депрессивным, склонным к паническим настроениям, испуганным «осиновым листом» в отношении единственной, оставшейся вживых дочери, сумел навязать сопротивляющейся всеми частями тела Лив свою опытную и «мудреную в различных таких делах» охрану. С тяжелым вздохом, устав от недовольных бурчаний Эйдена, Лив пришлось согласиться, но она вдруг заявила, что сама выберет себе подходящую парочку качков-преследователей.

После такого заявления Эйден устроил для дочери целый «модельный показ» тех, кто, по его авторитетному мнению, смог бы справиться с архиважной задачей по защите беззащитной малышки Оливии. «Модельный показ» изрядно повеселил девушку, она хохотала, уткнув лицо в плечо Джонни, и просила пройти перед ней от бедра «еще разок! Пожалуйста!» Джонни и отец лишь переглянулись хмурыми, обреченными взглядами, в которых явно пробивала броню серьезности веселая усмешка, но пожелание Лив приказали выполнить.

В результате, перед девушкой, один за другим, дефилировали не длинноногие, в различных модных мужских нарядах, утонченные и стройные юноши-нарциссы, а не менее длинноногие, но довольно тяжеловесные громилы-качки в одинаковых, на первый взгляд, черных костюмах, с большими, нередко лысыми или полу-лысыми головами, лицами, украшенными шрамами и другими следами «былых заслуг», и отнюдь не отличающиеся небрежным изяществом в одежде. В тот момент, когда Лив привередливо и обреченно разглядывала вереницу белых, хорошо откормленных стероидами, лебедей раздраженным и уставшим взглядом больших бирюзовых глаз, она и увидела их.

В результате, в ее жизни появился высокий, худоватый, но крепкий и устрашающе широкоплечий Марти Кларк, который, помимо своей странной и наивной улыбки веселого простачка, являлся еще и счастливым обладателем ярко-зеленых коротких волос, стоящих по всей его голове в виде модных (правда, не для сорока двух-летнего взрослого мужчины) сосулек, сооруженных с помощью геля для волос и, наверное, чего-нибудь еще, потому что после нанесения этой адской смеси его волосами можно было спокойно рыхлить землю. Этот самый Марти стал настоящей «веселой проблемой» для Лив, потому что в отличие от остальных, угрюмо-серьезно-хмурых людей Мартинеса, включая и его двоюродного брата Эдди Уокера, не только не боялся Лив и ее угроз, но и умудрялся доставать ее своими шуточками и приколами, наивно полагая, что она не только не рассердится и не прикажет тому же Эдди пустить пулю в его расслабленный мозг, но и наоборот, будет счастлива от его бесконечных попыток поднять ей настроение.

А вот Эдди Уокер был полной противоположностью своему брату во всем. Тоже высокий, но довольно коренастый и крепкий, сорокалетний Эд выделялся в толпе ежиком ярко-красных, как бешеное пламя, волос, карими глазами и суровым видом, пугающим своей излишней суровостью прохожих на улице. Однако, в глубине души он являл собой воплощение доброты, рассудительности и справедливости, отличался умением применять здравый смысл в сложных ситуациях и мог в любую секунду остановить своего импульсивного, зеленоволосого родственничка, который, с легкой улыбкой, не дрогнув ни одним мускулом, готов был спокойно поубивать всех вокруг, представляющих потенциальную угрозу для их подопечной.

Когда Лив разглядела в черно-серой, хмурой толпе этих двоих, то радостно захохотала и сообщила, что только их она всю жизнь и искала, поэтому именно они поступят в ее единоличное пользование и никто другой. Надо отдать девушке должное: в отличие от устоявшихся обычаев больших боссов относиться к своим охранникам, как к коровам, послушно бредущим за своим пастухом, Лив окружила их аурой благосклонного и даже дружеского отношения. Конечно, она не делилась со своей новоиспеченной свитой планами на будущее, равно, как и на текущий день, но общалась с мужчинами не как с бесплатным приложением, о которое можно вытереть милую пару обуви, а наоборот, как с дальними (правда, чуть более дальними, чем это обычно бывает) родственниками. По крайней мере, она обедала вместе с ними и проявляла уважение… в своей манере.

Подходя к черной, замызганной отпечатками рук и обуви, невзрачной двери, Лив вдруг резко обернулась, пристально посмотрев на Марти и ткнув пальцем в его грудь:

– И кстати, огурец, если я вдруг случайно ошибусь и вместо колена этого самого… – Лив быстро и недовольно покосилась на вывеску заведения, припоминая имя владельца. – …Уорта прострелю твое, то, прошу, не обижайся, это все дурацкое черное, пляшущее твист, пятно перед моим левым глазом от того самого невинного солнечного зайчика! – уже более гневно закончила она и, толкнув дверь, первой вошла внутрь, не удосужившись подождать, когда Марти начнет оправдываться или отшучиваться перед ней.