По миру с барабаном - [112]

Вообще повторения, так часто встречающиеся в различных, не только буддийских, древних текстах, завораживают, усыпляют, как задание посчитать слонов, данное ребенку, который никак не может уснуть. А что, если в этом и был их скрытый смысл – бороться с непоседливым сознанием, приводить его в состояние медитации?

Вот ведь, и наш приезд в Покхару – тоже повторный. И пишу я все это накануне вторника…

29 декабря 1998 г., вторник. Мы все еще под впечатлением трехдневного сухого поста. Само так сложилось, что он совпал с зимним солнцестоянием. 21 декабря мы начали молитву, празднуя остановку убыли дней, а 23-го – закончили, приветствуя первый прибывающий день, ставший на несколько секунд длиннее. Все эти космические вещи здесь осознаешь с особой ясностью на восходе, когда город внизу исчезает в тумане, а солнце поднимается над горами, как будто до начала всякой человеческой истории, словно вот-вот появится откуда-нибудь динозавр. Ильхэ-сыним в эти мгновения дует в раковину, и звук раскатывается далеко вокруг. Высочайшие вершины мира кажутся настолько близкими, что их хочется потрогать. Глаз отказывается признавать такой громадный размер, удаленный на столь же огромное расстояние. Какие же они вблизи? Тэрасава-сэнсэй, в юности поднимавшийся на восьмикилометровую Даулагири, говорит, что ближе к снегам ущелья становятся отвесными, без плавных переходов, и нависающая над путником высоченная стена наводит ужас.

Мои столичные друзья почему-то не разделяют мои восторги по поводу открывающегося тут космоса. Им милее московско-подмосковная теснота.

Продолжаю каждый день бить в большой барабан в «присутственные часы» – с половины одиннадцатого до трех. Потом уже никто не поднимается на гору, чтобы не спускаться по темноте: темнеет рано, все-таки зима, да к тому же горы. Говорят, барабан хорошо слышен внизу, на другом берегу озера. И когда ритм его размеренный и ровный, людям, живущим там, становится хорошо и спокойно, как будто они слышат здоровое сердце великана, охраняющего Покхару.

Сегодня это мое начинание наконец подхватили и другие монахи. Поначалу мне самому было страшно своей инициативы. Хоть Сэнсэй и разрешил мне это, я все равно чувствовал себя не в своей тарелке – хочу, мол, выделиться. А ведь стало так хорошо, когда непальские детишки привыкли собираться на звук большого барабана и участвовать в церемониях. Жалко, закончился прасад – сладкие шарики. Но вчерашнее подаяние, за которым монахи спускались в город, оказалось очень кстати – мы угощали мандаринами и печеньями этих «зверушек», которым так важно заняться чем-нибудь еще, кроме вымогания денег у туристов за то, что они покажут им «большого японского Будду». Ребята берут маленькие ручные барабаны, которых в храме, слава богу, достаточно, и стараются бить в такт со мной. Им это нравится.

Порой трудно справиться с их быстрой манерой бить в барабан. Возможно, сказывается эмоциональность их возраста, а возможно – привычка к тем церемониям, которые здесь иногда проводят те монахи, которые забыли изначальную манеру Нитидацу Фудзии. Тэрасава-сэнсэй всегда обращает наше внимание на то, что ритм не должен ускоряться. Спешить нам некуда. Это же молитва, а не японский экспресс «синкансен».

Двое непальских пареньков особенно активно принимают участие в церемониях и стараются помогать нам во всём. Тот, что помладше, разводит костер для приготовления пищи, а тот, что постарше и говорит, что тоже хочет стать монахом, принес сегодня папайю. Так что ставшая регулярной на завтрак рисовая каша на молоке сегодня была уже с этим экзотическим фруктом. Кстати, и сам рис тоже был вчера преподнесен простыми непальцами нашим монахам, ходившим за подаянием. Они рассказали, что рынок в Покхаре – это одна большая улица, состоящая из домов-магазинов, из которых и выходили люди с подносами риса, а поверх зерна лежали деньги, их набралось 400 рупий. К тому же подносили благовония. Все очень почтительно.

Правда, сами наши монахи, особенно из России, почему-то не могут быть до конца почтительными к непальцам. Так, один стал учить русскому языку паренька, принесшего нам папайю, и чтобы тому было удобнее усвоить произношение слова «здравствуйте», «адаптировал» его – «зидарасте». Все тут же грохнули хохотом, а непалец занервничал, заозирался, стал спрашивать, а что это значит. Мы успокоили его, как могли.

31 декабря 1998 г., четверг. К нам наведались японские гости – монахиня ордена Ниппондзан Мёходзи и три мирянина: оживленные молодой человек с девушкой и совсем юный мальчик – американские японцы. Они идут маршем мира из Америки в Африку. Называется марш Middle Passage и является как бы раскаянием американцев в том, что они вывозили рабов из Африки. Планировалось вовлечь в него сотни американцев и африканцев, но ничего не вышло, несмотря на широкую рекламу, никто не дал денег, и пошли только вот эти четверо на свои средства.

Через два часа наступит Новый год. Сегодня я первый раз спустился с горы – вместе с Ильей помогал Сэнсэю накупить еды к праздничному столу. Потом мы поднимали на гору тяжеленные рюкзаки. Было, однако, легко от сознания, что будет много вкусных блюд и их хватит надолго.