По любви - [74]

– Привет, мол, Сольский. Как тебя сюда угораздило? Не спрашивай, говорит. Убил я Нежданову, благодетельницу свою. По ломке зашиб. На дозу не давала.

И пошёл обедать со всеми остальными.

Вот до чего люди доходят. Про яхты там, золотые унитазы я молчу – даже рассуждать не могу. Был Сольский человек, поэт – и пропал. А Булашевич? Тоже фрукт ещё тот. Пока не забухал, всё искал свою библиотеку Ивана Грозного. И говорит – нашёл.

– Что за библиотека?

– Была такая библиотека у царя Ивана Васильевича. Книги разные. Фолианты. Так вот, Булашевич говорил, что она в Коломенском зарыта. Между железнодорожным мостом через Москву-реку и церковью Иоанна Предтечи. За бутылкой мне так и говорил. А ещё говорил – золото там. Кубки всякие. Драгоценности. Так рассказывал, будто своими глазами всё это видел. Мне тоже тогда интересно стало. Видишь, сколько людей в наше время гибнет. А столько научных открытий совершить ведь могли бы, столько стихов добрых написать, столько дел хороших сделать…

– Почитай стихи, Сосел. Хочется послушать.

– Наскучил я тебе своими нравоучениями, понимаю. Хорошо. Слушай. Из Бунина. – И он густым негромким баском стал читать: – О счастье мы всегда лишь вспоминаем. А счастье всюду. Может быть, оно вот этот сад осенний за сараем и чистый воздух, льющийся в окно. В бездонном небе лёгким белым краем встаёт, сияет облако. Давно слежу за ним… Мы мало видим, знаем, а счастье только знающим дано. Окно открыто. Пискнула и села на подоконник птичка. И от книг усталый взгляд я отвожу на миг. День вечереет, небо опустело. Гул молотилки слышен на гумне… Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне.

Сосел замолчал. Кузьма прослезился.

– Чего ты сопишь, слезу пускаешь, человек? – приобнял его товарищ. – Это же поэзия.

– Это я так. Дочку вспомнил. Дочка у меня есть. Четырнадцать лет ей. Интересно, вспоминает она меня? Я её часто вспоминаю.

– Не тужи, протянем – поживём.

Светало.

С рассветом обнажились в старом доме облезлые стены. Стал заметен всякий хлам под ногами. Какая тут поэзия?

Пришли сонная Валюха с Малышом. Растолкали Опухоля.

– Пошли, козлы. След в след за козочкой. Сегодня кабель медный подрежем.

– Вчера кобелёк молоденький – сегодня кабелёк холодненький, – сострил синюшный Опухоль и тут же получил от Валюхи по морде.

– Не бей, сука. И так живого места нет.

– Рот закрой! Живее будешь.

Пришли на речку. Стали купаться. Счастливый Малыш смеялся, плескался в воде, как ребёнок, и плавал от берега к берегу. Сосел в больших семейных трусах чинно зашёл в воду по пояс, помочил с ладони грудь водой в области сердца и со словами «Господи Иисусе!» ухнул под воду и вынырнул на середине реки, разведя руки в стороны. Опухоль топтался с ноги на ногу у берега. Боялся зайти.

– Холодная. Не могу!

– Купайся! Нам сегодня много купаться придётся! – приказала Валюха, а сама пошла чуть в сторону, чтобы не смущать своими обнажёнными формами всех мужиков.

Кузьма сидел на берегу в своём защитном комбинезоне и не раздевался. Купаться ему не хотелось. А помыться решил после всех.

Зайдя по колено, он неспешно тёр пучком прибрежной травы, смоченной в воде, шею, плечи, бока. Спину потёр ему Сосел, достав из кармана пальто тоненький розовый обмылок и натерев им траву.

Кузьма зашёл смыться ещё чуть поглубже и присел на корточки. Такого, сидящего на корточках в воде, и понесло его течение. Он сидел под водой с закрытыми глазами и думал о том, как тихо здесь, как спокойно в царстве водорослей и рыб.

Воздуха не хватало. Он вынырнул и поплыл к берегу. Вся кампания уже сушилась на солнышке.

Опухоль сидел у воды и рисовал на песке разные пошлости, намекающие на его низменные желания. Сосел, по обыкновению, бубнил. Малыш лежал на берегу лицом вниз и загорал, почёсывая задницу. Валюха стояла, раздвинув руки в стороны, и смотрела на Кузьму, выходящего из воды.

– Накупался?

Кузьма сел у её ног на траву. Опустил голову. От стекающей с него воды под ним образовывалось мокрое место. Он повернулся к Валюхе, посмотрел на неё снизу вверх.

– Всё спросить у тебя хотел: зачем мои вещи и документы забрала? Куда дела-то?

– Вещи твои? – Валюха опустила руки, присела, затем легла на спину, запрокинув руки за голову. Морщилась от яркого солнца. – А на кой они тебе? Ты же с нами. Здесь всё общее: вещи, жратва, жизнь. Собаки бродячие без документов живут. У них про документы не спрашивают. А вот если тебя менты с документами поймают, повесят на тебя для галочки какую-нито кражу и будешь сидеть. А без документов ты кто? Тварь земная. Понял?

Кузьма кивнул. Заворочался Малыш.

– У меня чё-то чешется всё. Особо тут.

Он почесался сзади. Кузьма посмотрел на Малыша с тревогой и сообщил ему:

– Если это борщевик – ожоги с волдырями будут. Лечить надо. Тебе бы на солнце не надо лежать.

Валюха скомандовала идти за кабелем.

Загодя спёрли топор на пожарном щите у пионеров в лагере. В одной из попоек на даче Валюхе один бывший телефонист по фамилии Фомичёв рассказал, что для крутышек в коттеджи он тянул телефонный кабель с медными парами через реку. Указал место. Лежит неглубоко. Приподнять в воде. Рубануть с двух концов. И тащи.