По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии - [89]

Мы не успели вернуться к штабу батальона, как на наши позиции обрушился шквал артиллерийского огня, и вслед за артподготовкой вперед по ровному полю устремились на большой скорости немецкие танки, завязался неравный бой...

Вдруг подбегает к комбату какой-то младший лейтенант и докладывает: «Рота Новаковского погибла, а часть роты сдалась в плен! Правый фланг оголен!»

На левом фланге оборонялась рота Ганжи, но ее моментально смяли немецкие танки. Этот страшный бой скоро закончился, и тем, кто уцелел, пришлось отходить по ходам сообщения в сторону кукурузного поля и горного массива. Боевые порядки батальона и всей бригады были смяты. Уцелевшие в бою разрозненными группками, неорганизованно отходили. Я добежал до места, где располагался батальонный медпункт, приказал собрать все имущество и медикаменты в одну большую кучу, облить ее бензином и поджечь, а личному составу взвода отходить вместе со мной.

Раненых на медпункте уже не было, их отправили в тыл еще до атаки, а легкораненые сами ушли, так мы быстро управились и, маскируясь в кукурузе, стали отходить.

Непрерывно действовали самолеты противника. Почти рядом я услышал одиночный винтовочный выстрел. Вначале я не понял в чем дело, но через минуту ко мне подошел один из моих санитаров и показал простреленную ладонь, мол, с самолета очередью задело. Я понял, что передо мной самострел, но вида не подал, аккуратно перевязал ему руку и приказал находиться неотлучно рядом. Когда закончилось кукурузное поле, по которому мы шли, я в одной лощинке неподалеку увидел длинный сарай. Направились туда. Там оказались несколько раненых бойцов и еще человек 20–25 красноармейцев и командиров. Я в этом сарае оказался, со своими капитанскими шпалами, старшим по званию, и мне волей-неволей пришлось взять командование этим гарнизоном на себя.

Расставил солдат, имевших оружие, к щелям между досок сарая, выставил наружное охранение, чтобы нас не застали врасплох. Сарай, видимо, как магнит, притягивал к себе всех, у кого он оказался на пути, и вскоре личный состав гарнизона заметно пополнился. Среди этого пополнения оказался Миша Кокиелов, начальник топографической службы бригады, который сказал, что остатки бригады должны следовать в Ардон. Эти данные позволили нам сообща принять правильное решение: дождаться темноты и, рассредоточенно, небольшими группами, отходить на Ардон, где раньше находился штаб бригады. Я повел основную группу, в которую взял всех раненых, а Миша Кокиелов, прекрасно ориентировавшийся по карте, вывел нас в Ардон. Штаба бригады уже здесь не было, но нам повезло в другом — на окраине задержался чей-то ПМП, туда я передал всех раненых, находившихся в моей группе. Рано утром на Ардон был нанесен сильный бомбовый удар… Из Ардона мы пошли на Алагир, куда направлялась основная масса отступающих. По слухам, там должен был быть штаб 164-й стрелковой бригады. Я шел впереди своей команды. Рядом с небольшим курортным местечком Тамиск на пригорке стояла большая группа командиров, среди которых был один генерал-майор. Жестом он подозвал меня к себе и, не дав мне возможности представиться, приказал организовать на развилке дорог КПП (контрольно-пропускной пункт), задерживать всех, кто отходит разрозненно, и направлять их по ущелью в сторону Мизура, одним словом, прекратить драпмарш. Мне ничего не оставалось, как отчеканить: «Есть!» и приступить к выполнению приказа.

Только потом я понял, почему среди большой толпы людей генерал обратил внимание в этой ситуации именно на меня — он просто принял меня за общевойскового командира. Я отобрал из своей группы человек двадцать, среди них был командир санвзвода лейтенант Згардин, и мы быстро соорудили КПП. Вскоре к нам прибился какой-то интендантский майор, взявший на себя все вопросы снабжения. С каждым часом у нас становилось все больше людей и техники, мимо нас гнали табуны лошадей, стада коров и отары овец. Вся эта масса оседала в районе КПП и затем направлялась по на значению в Мизур (где находился штаб 351-й СД) и в Орджоникидзе.

По ночам из района КПП самовольно уходили, дезертировали командиры и красноармейцы, жители Закавказья, хорошо знавшие местность.

Через десять дней на КПП прибыл представитель штаба дивизии, и им оказался майор, которого я знал еще по 164-й сбр. Уехав, он доложил командиру дивизии, что КПП командует врач, и вскоре меня вызвал к себе комдив, генерал-майор Василий Фадеевич Сергацков. Поблагодарил за службу, как это водится, и спросил, почему там, у Тамиска, получая приказ, я не сказал ему, что являюсь военным медиком, а не строевым командиром, и я ответил ему, что время и обстановка не позволили что-либо объяснить. Генерал перешел к делу. На базе дивизии, сказал он, сформирована группа войск Мамиссонского направления, и начальнику медслужбы этой группы требуется помощник, и если я согласен, то прямо сейчас могу приступить к выполнению этих обязанностей. Я согласился, генерал вызвал начальника медслужбы, военврача 2 ранга Шаркова, которому я был представлен, после чего мы отправились в медсанбат.

В штабе дивизии, который размещался в штольне, я познакомился с обстановкой и командирами, с которыми мне предстояло вместе служить и работать.