По лезвию ножа, или В погоне за истиной. Книга 2 - [84]

— А к нему как обратиться?

— Точно так же.

— Интересно… Святой Николай, говоришь?

— Да.

— А фамилия?

— Что?

— Ну фамилия его? Он же должен понять, что я именно его спрашиваю? — я согнулся пополам от хохота. Дорохов сначала обескуражено смотрел на меня, а потом и сам рассмеялся. — Ну прости, ерунду сморозил! То есть он поймет? Я правильно понял?

— Пра… Прав… Правильно! — я никак не мог успокоиться, живот сводило судорогой. — Ой, Митрич, уморить меня решил! Короче, ты только начни! Я тебе что хочешь прозакладывать готов — помощь почувствуешь сразу! Слушай! У меня же для тебя новость хорошая есть!

— Ну? Еще вспомнил, кому помолиться можно?

— Язва! Тут человек один живым оказался. Думали, что погиб, а он жив.

— Поздравляю. Рад за твоего знакомого.

— А знаешь, кем человек был, пока вроде как не погиб?

— Дэнис, не тяни кота за хвост!

— Он был заместителем Генерального прокурора России! — я назвал должность Соколова медленно растягивая слова.

— Чего?! — окурок выпал из руки моего собеседника, отбрасывая яркие искры в полете между лестничными пролетами.

— Да-да…

— И почему ты еще здесь сидишь? В смысле вообще сидишь?

— Он пока не засветился. Ну не раскрылся — надо свалить генерального, там своя история, долго рассказывать. Но если у него все получится, то у нас с тобой классный заступник будет!

— Это дело, Дэнис, это дело. Хотя… Здесь, знаешь, свое начальство! Где Москва, а где Красноярск… Ладно, пойдем баиньки.

Мы легли. Я достал из под подушки пачку фотографий, оставленных Катюшкой. Митрич заинтересовался.

— Это твоя зазноба что ли?! А ну покажи!

— Вот это мы на Кипре — видишь, вон там море… Это уже в Москве. Вот а это…

— Не может быть! Подожди! — Дорохов выхватил фотографию, где Катя сфотографировалась вместе с мамой, и выбежал в коридор к свету. Вернулся он через минуту.

— Ну, Дэнис, такие повороты не для моего мустанга! Это что за дама?! Ну вот, рядом с твоей Катей?

— Ну теща моя, а что?

— А то! Это и есть КА-ЛИ-О-КА!

* * *

Радош, обернувшись простыней, сидел на кровати и пил коньяк. Он смотрел на персидский ковер, покрытый свежими пятнами крови, и думал о том, сколько же денег придется выложить за новый. Это случилось с ним впервые. Гиля привел двух новеньких сестер, но Радош потерпел полное фиаско. Девушки старались на совесть, но — увы… Да, наверное, Святославскому показалось, что одна из девиц усмехнулась. Он натурально озверел. Увесистый канделябр на письменном столе — серьезное оружие. Радошу сказали, что девушка жива… Но ковер придется менять.

— Дался, блин, этот ковер! — в сердцах хлопнул Святославский себя по колену.

Да, в последнее время многое было не так. Радош, словно волк, чувствовал беду. Пока было непонятно, откуда она придет, но… Везде происходили обломы. Этот Колобов чудом выжил. Более того, их проверенный киллер, выполнявший заказ, облажался, милиция получила ниточку, которая могла привести к Гиле и Святославскому. Пришлось обрубать концы. Смерти… Слишком много смертей! Эта сучка Даша оказалась достойной дочерью своей матери — ни в какую не хочет разговаривать с Родионом, пока тот не исполнит свое обещание. Колобов же стал сверх осторожным — усилил охрану так, что муха близко не подлетит, да и киллера нового найти — целая проблема. Гиля, похоже, реально напрягается по поводу пробуксовки планов по завоеванию московского рынка. Да и вообще… Он стал странным в последнее время. Плюс проблемы на заводе. Каспи откровенно зарвался! Калиока — темная лошадка. Тогда, при их последней встрече, Родион получил точное мысленное указание от Наставника проверить ее портфель, но потом словно глаза заволокло туманом, голова закружилась… В портфеле ничего не было, но осталось чувство, что тебя обманули. Наставник… Это, пожалуй, главная проблема. Все реже Радош чувствовал его присутствие, все слабее. И у него не было никаких мыслей относительно возможных причин. Почему-то начали часто вспоминаться все те, кто был убит по приказанию Радоша. Часто во сне приходила та рыжая девка, которая выбросилась из окна. Она являлась в белоснежной одежде и тихо смотрела Радошу в глаза. Этот взгляд прожигал грудь насквозь, причиняя невероятную боль. Блеск белых одежд слепил глаза, было жарко, становилось нечем дышать. Святославский просыпался в холодном поту, а к груди невозможно было прикоснуться, настолько она была горячей. Когда же все это началось?

— Да! Этот мужик! — Радош вскочил с кровати, простыня упала, и он нервно зашагал по комнате.

Это случилось во сне. Радош сидел в ванной, наполненной теплой кровью, в которой плавали куски человеческой плоти. Открылась дверь и вошел он — старец в богатом, шитом золотом одеянии. От его грозного взгляда Святославский буквально оцепенел. Он сидел в ванной, трясясь всем телом, не в состоянии вымолвить и слова.

— Пришло время остановиться! — гость говорил тихо, но каждое слово будто впечатывалось в мозг кровоточащим оттиском.

— Кто вы? — сумел-таки вымолвить Радош.

— Владыка Николай.

— Но кто вы?! — гуру был близок к истерике.

— Ты тонешь в крови! У тебя есть один шанс, и ты знаешь какой. Пришло время выбирать, — гость вышел, дверь в ванную комнату медленно закрылась. Святославский проснулся в ужасе, его бил озноб, а все тело покрывал липкий холодный пот.