По кромке двух океанов - [25]

Этот рассказ я дослушиваю уже на ходу. Лидия Евгеньевна, в модном демисезонном пальто и модных туфлях, гулко ступает по деревянному тротуару, уводящему куда-то на окраину поселка.

— Наших буренок хочу вам показать. Самое северное в мире стадо.

Буренок, однако, я вижу только издали, они все в тундре, пасутся, стараясь утолить голод в солнечных лучах, испытываемый трехмесячной ночью. Заходим в пустой, аккуратный и очень чистый коровник. Пахнет парным молоком, висят аппараты для электродойки, по желобам весело бежит вода.

— Все — холмогорской породы, — продолжает Лидия Евгеньевна и сама при этом светится от радости, от гордости за свое хозяйство, за свою работу. — Чистопородные: класс элита-рекорд, элита и первый класс. Надои более четырех тысяч литров. Хорошие коровки. Вот только копыта быстро растут. Это потому, что без движения, мало ходят.

Лидия Евгеньевна говорит быстро, торопливо, будто боится, что не успеет рассказать все, чем живет в этом заполярном поселке.

— Просто не знаю, что бы я делала на материке. Здесь вся в работе. Летом особенно. Груз идет, надо встречать, провожать. Вон на «Приморске» мясо привезли. Муку… Хлеб вы наш, конечно, ели?

— Чудесный хлеб, — хвалю я.

— Нет, в столовой не то. Хлеб надо пробовать прямо из печи… Пошли в пекарню? А? — она вопросительно смотрит на меня, ожидая моего согласия. — Ну вот и добро. Это недалеко.

— Здравствуйте, девочки! Здравствуйте, милые! — раздается ее голос, едва мы переступаем порог пекарни. — Я к вам гостя привела. Угостите нас, пожалуйста, чем богаты, — и, оборотив ко мне радостное, раскрасневшееся от быстрой ходьбы лицо: — Коллектив коммунистического труда… Вот Анна Федоровна Сафронова… Жданова Галина… Матрена Васильевна Асадчикова. Все пекари… А как будет пекарь женского рода, а?

Одна из женщин приносит румяный, пышный, с глянцевой корочкой «кирпич», от которого Лидия Евгеньевна с легким хрустом отламывает кусок и протягивает мне.

— Ешьте на здоровье! — И через секунду: — Ну как, вкусно? Ели вы еще где-нибудь такой хлеб? То-то же… Шесть сортов выпекаем. Наш хлеб на станции «Северный полюс» едят да нахваливают. Вынимаем из печи буханки и сразу горячие замораживаем. А там, на СП, они разогревают, и получается хлеб свежий, будто только испекли.

Обедаю я в гостях у Лидии Евгеньевны. Она живет в новом доме со всеми мыслимыми удобствами, именуемом «кораблем»: говорят, что таким виден дом с моря на подходе к Диксону. За столом степенно сидит сын Седовой, Витя, ширококостый и улыбчивый подросток.

— Вот мы с Витей несколько лот назад отдыхали в Сочи. Неделя не прошла, а он вдруг и говорит: «Надоел мне этот юг, мама, поехали-ка домой, на Диксон…» Или еще одна гражданочка спрашивает там у меня: «Вы откуда, извините, приехали?» «С южного берега Карского моря», — отвечаю. А она этак серьезно: «С южного, это еще ничего».

Потом Лидия Евгеньевна показывает книги с дарственными надписями на английском, французском, немецком, польском языках.

— Туристы оставили… А вот эту книжку, — Лидия Евгеньевна достает ее с полки, — один газетчик подарил. Автограф можете не читать… (Я все же читаю: «Самой обаятельной женщине Севера».) Вот еще дареная книга. С нею маленькая история. Журналист-поляк преподнес. И надпись по-русски сделал. Эту можно прочитать: «С большой признательностью за борьбу за освобождение моей отчизны. Бронислав Мейтчак». Я в боях за Польшу участвовала, военфельдшером… Встретилась с Брониславом первый раз далеко отсюда. А через несколько лет смотрю, к нам на Диксон ледокол с иностранными журналистами приходит. И среди них Мейтчак… Обрадовался, когда меня увидел. Тогда и книгу подарил…

Затем доходит очередь до альбома с любительскими фотографиями, дружескими записями вроде «ГДР помнит Вас» и даже стихами, как в старину.

— Может быть, и вы что-либо напишете на память? — спрашивает Лидия Евгеньевна, раскрывая альбом на чистой странице.

Что же мне написать этой доброй и мужественной женщине? Разве вот это?

От Урала до Диксон-острова,

где полгода метет пурга,

где весною от ветра острого

в лед спрессовываются снега,

на просторы безмолвья белого,

у коварной Обской губы,

там, где волны осатанелые

будто вздернуты на дыбы,-

в неисследованные области,

никого не спросясь, пришли

люди силы и люди доблести,

пионеры Большой земли.

Небо их накрывало тучами,

неживая давила тьма.

Тундра мокрая, хоть выкручивай,

их пыталась свести с ума.

Им худое вещали вороны,

смерть заглядывала в глаза,…

Но не сбились с дороги в сторону,

ни один не ушел назад.

Дальним Севером приворожены,

в эти камни навек вросли

на волшеников непохожие

пионеры Большой земли…

В благодарность я получаю, как выяснилось, уже очень редкий сувенир — значок, выпущенный в честь пятидесятилетия Диксона.

— Вы знаете, почти не осталось, — жалуется Лидия Евгеньевна. — А спрос колоссальный: моряки, туристы, авиаторы…

На обратном пути я встречаюсь с Иваном Ивановичем.

— Откуда и куда? Где были? Что видели? Я рассказываю.

— Седова — она герой!.. А пушку возле самой северной в мире школы она вам показала? А в школьный музей сводила?

Музей организовали учителя и школьники. Сейчас каникулы месяца два назад выпускники подняли на руках отличницу первого класса Свету Осадникову, чтобы она дотянулась до кнопки и дала последний звонок. Но в музее работа не прекращается и на каникулах. Приходят бродяги вроде меня, туристы, и каждому надо подарить букетик полярных маков. Надо рассказать об экспонатах.