По колено в крови. Откровения эсэсовца - [24]

— Ну, ну, причем без горючего, — не соглашался Роммель. — По-вашему, солдаты задницами толкали их вперед, что ли?

Он снова стал внимательно разглядывать город в бинокль. Спускались сумерки, и это подталкивало герра генерала к принятию решения.

— Рядовой, ну-ка, передай, чтобы наши «Ме-109» и «Ю-87» прошлись по этой дыре. И скажи пилотам, чтобы уничтожали все, что покажется подозрительным.

С базы в Маастрихте в воздух поднялись самолеты, и вскоре истребители «Ме-109» и пикирующие бомбардировщики «Ю-87» кружили в небе над Стумуном. Пилот «Ме-109» доложил:

— Ничего подозрительного в городе не обнаружено. Оберштурмбаннфюрер Шпайт был вполне этим удовлетворен, однако Роммель не разделял его уверенности.

— Пусть в Стумун войдут наши пехотинцы, — обратился герр генерал ко мне. — А ты поедешь за ними вместе с мотопехотинцами на полугусеничном тягаче и танкистами на «тиграх III».

И тут же распорядился отпустить гражданских лиц.

— Герр генерал, а может, есть смысл придержать их как заложников? — обратился к Роммелю оберштурмбаннфюрер Шпайт. — А вдруг они лгут?

Роммель, услышав вопрос Шпайта, рассвирепел. И не терпящим возражений тоном повторил мне:

— Отпустить их!

Потом, повернувшись к Шпайту:

— Уважающий себя офицер никогда не позволит брать в заложники гражданских лиц.

Последовала пауза, после которой Роммель продолжил:

— Полагаю, что вам, принимая во внимание вашу репутацию, это хорошо известно. Можете идти, Шпайт.

Потом приказал нам с Крендлом сесть на мотоцикл, следовать за полугусеничными вездеходами в город и постоянно держать его в курсе обстановки. Связь по «Петриксу».

Въезд в Стумун практически ничем не отличался от въезда в Филипвиль. Почти все окна домов были забиты досками. Неудивительно — обычная мера предосторожности, иначе взрывной волной выбьет стекла. В Сен-Юбере мне довелось видеть изуродованных осколками стекла представителей местного населения. Пехотинцы СС и вермахта входили в город раздельно. Крендл двигался вслед за пехотинцами и мотопехотинцами по главной улице города. Колонны время от времени останавливались, приходилось сверяться с обстановкой.

В Стумуне все вроде было спокойно, но тут в «Петриксе» раздался крик:

— Назад! Всем назад! В городе засада!

У меня не было времени на выяснения, но все стало понятно уже несколько секунд спустя. Не имея достаточно горючего на совершение маневров, французы, проломив танками задние стены домов, расположили свои «гочкиссы» внутри их, направив орудия на главную улицу. Через забитые досками окна их практически не было видно. Наблюдатели, следя за нашим продвижением через щели между досок, корректировали огонь. «Гочкиссы», открыв по нас стрельбу из орудий и пулеметов, нанесли нам страшные потери. Один из снарядов «гочкисса» угодил прямо в отсек с боекомплектом полугусеничного вездехода. Последовал взрыв такой силы, что заднюю часть вездехода швырнуло вверх метров на 40, потом раскаленные обломки металла рухнули вниз, уничтожая все живое. Крендл слетел с сиденья мотоцикла, а мне сорвало со спины мой «Петрике». Я был весь в крови, форма враз превратилась в лохмотья, однако боли я не чувствовал. Я увидел Крендла, неподвижно лежавшего на левой стороне улицы. Стараясь перекричать гул моторов я заорал:

— Крендл, ты жив?

Вопрос, конечно, звучал по-идиотски. Мой друг не шевелился. По нас вовсю палили «гочкиссы», вездеходы неуклюже пятились задом, отступала и пехота. И вот посреди этого кошмара, этого хаоса мне предстояло отыскать рацию и помочь своему товарищу.

Мы все оказались в отчаянном положении, предстояло срочно проинформировать герра генерала, что мы попали в засаду, что «гочкиссы» хитроумно спрятались в жилых домах.

Выслушав меня, Роммель сказал:

— Отходите со всеми, а я найду способ покончить с этим дерьмом с помощью 8,8-сантиметровых.

Когда я подошел к Крендлу, тот зашевелился. Он тоже был весь в крови.

— Идти сможешь? — спросил я.

Усевшись на тротуар, он увидел отступавших пехотинцев и улыбнулся.

— Какое там идти — тут бежать надо! Бежать! — выкрикнул он.

Мне чудом удалось прямо на ходу перевалить его через борт полугусеничного вездехода и вывезти из Стумуна.

Когда наши части покинули город, герр генерал сначала не решался приказать мне соединиться с батареей 8,8-сан-тиметровых орудий. Стоя рядом со своим «Железным Конем», он, приставив правой рукой бинокль к глазам, левой задумчиво почесывал подбородок.

— Ну, вот что, рядовой, дай-ка ты мне батарею 8,8-сантиметровых. Сам буду с ними говорить.

Из разговора Роммеля с командиром батареи я понял, отчего герр генерал не доверил мне разговаривать с артиллеристами.

— Но, герр генерал, — пытался возражать командир батареи, — там ведь на улицах полно наших раненых!

— Вы получили приказ, — непреклонно произнес Роммель. — Продолжать огонь. Выбор цели по вашему усмотрению.

Схватив рацию за обрывок кожаного ремня, он подал ее мне. Я заметил, что он избегает смотреть мне в глаза. Без единого слова Роммель взобрался на своего «Железного Коня» и, хлопнув люком, исчез в башне.

Вскоре воздух сотрясли разрывы снарядов 8,8-см зенитных орудий, и Стумун скрылся в дыму пожарищ. Я и не знал, что у нас столько 8,8-см снарядов в запасе. Мне показалось, что артобстрел продлился вечность. Наконец командир батареи стал вызывать Железного Коня. Герр генерал, не вылезая из танка, распорядился снова обстрелять город.