По колено в крови. Откровения эсэсовца - [22]
— Кто это там расстреливает пленных? — осведомился он.
— СС, — вмешался в разговор Крендл.
— Полиция СС, — счел необходимым уточнить я.
— Проклятый идиот Кнауэр! — вскипел герр генерал, с силой хлопнув по спинке стоявшего у столика стула.
— Дай мне 72-ю вермахта!
Я бросился к прицепу и без особых церемоний выставил оттуда приблуду-радиста. Тот без слов подчинился. Я тут же связался со штабом 72-й вермахта, велев Крендлу сбегать за герром генералом. Мне пришлось миновать трех или четырех радистов, прежде чем я получил возможность услышать голос адъютанта полковника Вильфрида Кнауэра, командующего 72-й. Я ввел его в курс дела, и вскоре герр генерал обратился к командующему.
— Герр Кнауэр, — начал Роммель. — С каких это пор СС верховодит в моем окаянном городе?
Прием был отличным, и голос Кнауэра был хорошо слышен на всех частотах.
— Прошу прощения, герр генерал. ОКВ прикомандировало СС к нам только в Рошфоре.
— Что они там, с ума посходили? Расстреливать пленных!
— Офицеров, — внес коррективы я. Будто герр генерал в них нуждался!
— Мне об этом ничего не известно, — заявил полковник Кнауэр.
— А почему вам это не известно? — недоумевал герр генерал. — Какой мне толк от офицера, который не в курсе того, что происходит на вверенном ему участке?
Во время атаки Сен-Юбера, хотя детали мне не были известны, пехотинцы 72-й появились откуда-то с восточных предместий города.
— Через два часа жду от вас детального отчета, — предупредил герр генерал, швырнув микрофон. Повернувшись ко мне, он спросил:
— Сколько всего было пленных?
— Человек 10, герр генерал. Возможно, даже 12.
— Я бы сказал, их было человек 20, — встрял стоявший у дверцы прицепа Крендл.
Герр генерал наградил его таким взглядом, что моего водителя словно ветром сдуло. Я даже не заметил, как он успел юркнуть в свой «Опель Блиц». А Роммель вновь вопросительно посмотрел на меня.
— Их было 15 человек, герр генерал, — ответил я. Уже покидая прицеп, он бросил:
— Не потерплю у себя подобного самоуправства! Резко повернувшись, герр генерал распорядился:
— Обеспечьте прибытие транспортов «Ю-52» забрать раненых! Пусть приземлятся на дороге к северу отсюда, там полно мест для посадки.
Я тут же оповестил дислоцированные в Динане люфтваффе, передав приказ Роммеля о присылке транспортных самолетов «Ю-52» и о месте их приземления на участке шоссе севернее Сен-Юбера. Кроме того, сообщил в санитарную роту, чтобы те обеспечили прибытие санитарных машин к месту посадки самолетов. И они прибыли в указанное место как раз вовремя.
Тем не менее я чувствовал, что мне необходимо прояснить кое-что с герром генералом. Извиниться перед ним за то, что я очертя голову ринулся атаковать Сен-Юбер в составе резервной роты, даже не согласовав этот шаг с ним. Я нашел его у стола, Роммель складывал карты, готовясь к совещанию с офицерами штаба.
— Прошу извинить меня, герр генерал, — произнес я. Он покачал головой, словно говоря: ну, какие тут могут
быть извинения и прощения.
— Лучше отправляйся поешь, — ответил он. — Как только мы пополним запасы и я закончу совещание, мы отправимся на север к реке Семуа. Как считаешь, рядовой? Стоит мне войти во Францию у Вертона или нет?
— Простите, я не...
Генерал явно был разочарован таким ответом.
— Бог ты мой, Кагер! Ну, научись хотя бы иногда принимать решения!
Сокрушенно покачав головой, он вдруг улыбнулся, словно понятной ему одному шутке. Когда он ушел на совещание со своими штабистами, я во весь голос радостно рассмеялся.
Лишь во время приема пищи можно было побыть наедине с собой. Надо сказать, наши бойцы были настроены по-разному во время обеда, в особенности после только что завершившейся схватки с неприятелем. Одни, получив свою порцию, усаживались в компании товарищей, жевали и слушали их байки. Другие предпочитали не задерживаться и просто уходили куда-нибудь в сторону спокойно поесть. Про таких говорили, что, мол, они едят «в своем тесном кругу». А пресловутый «свой круг» состоял из одного-единственного человека. И вот, бывало, идешь с котелком и видишь, как бойцы, рассевшись по одному метрах в трех друг от друга, уписывают войсковой харч. К таким обычно не привязывались, уважая их потребность побыть в одиночестве. Даже офицеры, и те считались с ними и, если возникала необходимость обратиться к такому едоку в «тесном кругу», вели себя в высшей степени корректно, будто речь могла идти об отправлении некоего солдатского ритуала, о священнодействии. Я в тот день тоже предпочел замкнуться в персональном «тесном кругу», вспомнить погибшего Грослера, расстрелянных пленных офицеров, других наших убитых и раненых.
Были и такие, что даже плакали за едой в пресловутом «тесном кругу». И это не считалось проявлением слабости. Я в тот день слез не проливал, видимо, оттого, что увиденное настолько потрясло меня, что мне уже было не до слез. Прекрасно помню, как меня еще днем раньше задевало за живое явное нежелание бельгийцев сложить оружие. С какой стати им вздумалось грудью защищать этот несчастный Сен-Юбер? Я знал, что многим германским полкам и даже дивизиям пришлось за овладение Бельгией заплатить весьма высокую цену, что и бельгийцы, и французы, и британцы, действовавшие на других участках, дрались ничуть не хуже защитников Сен-Юбера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.