По горам и тундрам Чукотки. Экспедиция 1934-1935 гг. - [18]

Певек в 1935 г. являлся уже значительным культурным центром: здесь была больница культбазы, школа для русских и чукотских детей, клуб, в котором устраивались постановки и иногда просмотр кинофильмов. В устье Чауна, куда постепенно перекочевывает культбаза, находилась школа-интернат культбазы; другие школы были на мысе Шелагском, на мысе Биллингса и на мысе Шмидта. Учителя выезжали в тундру к оленеводам и, кочуя с ними, обучали детей. Зимой культбаза посылала к оленеводам разъездную красную ярангу в составе механика и врача или фельдшера. Задачей механика было производить ремонт всевозможного бытового инвентаря, особенно оружия, чайников и котлов.

Таким образом, Певек являлся центром, который вел большую работу по преобразованию района и по культурному его обслуживанию. К сожалению, штат сотрудников райисполкома был еще очень мал, транспортные условия очень тяжелы, и неудивительно, что инертный быт чукчей, сложившийся веками, очень медленно уступал место новым формам жизни.

В дальнейших главах читатель ознакомится ближе с бытом чукчей-оленеводов и увидит, как много еще оставалось сделать, и вместе с тем сумеет оценить, как много уже было сделано за несколько лет, как много значит появление хотя бы настоящих школ в Чаунской губе, жители которой еще недавно считались самыми отсталыми среди населения Чукотки.

В 1935 г. мы уже видели в Певеке чукчей-мотористов, инструкторов райисполкома, учеников-радистов на полярной станции, председателей нацсоветов и райисполкома.

Участие нашей экспедиции в культурной работе кроме прямых задач по изучению края было разнообразным. Сотрудники экспедиции читали доклады, составили карту и физико-географический очерк района для исполкома, преподавали на партийных курсах, ремонтировали лодочные моторы, делали и ремонтировали хозяйственную утварь для населения, участвовали в оборудовании клуба, в художественном оформлении декораций, стенгазет и т. п.

Все это занимало время нашей зимовки и не позволило нам скучать — тем более что у нас было очень много очередной работы по экспедиции.

Особенно много по бытовому обслуживанию населения пришлось на долю Курицына, который был хорошим слесарем-жестянщиком. В нашей палатке-электростанции он устроил настоящую слесарную мастерскую. Кругом него стояли примусы, гудела паяльная лампа, валялись листы меди. В пургу палатку забивало снегом, на крышу ее наваливало сугробы, но на следующий день в ней опять топилась печка и стучал молоток,

Нередко заглядывали к нам гости с Шелагской полярной станции, приезжавшие в Певек по делам. Вечером слышен на улице скрип саней, покрикивание; выходишь в амбар и видишь неуклюжую фигуру в мохнатой малице [7], с лицом, залепленным снегом.

Малица снимается еще в амбаре, потом человек сбивает снег с меховых сапог и заходит в дом, к печке — отодрать сосульки с бороды. А собаки остаются снаружи на твердом снеге, в котором нельзя даже выкопать яму, чтобы укрыться от ветра. Целые сутки лежат они, свернувшись в клубок. Изредка раздается ворчание или вой. Вечером им дадут несколько рыб или нерпичье мясо, а потом они опять постятся целые сутки. Считается, что сытая собака бежит тяжелее.

Приезд шелагцев— для нас всегда радостное событие. Они привозят телеграммы, и каждый надеется, что получит что-нибудь из дома. В 1935 г. связь с Чаунской губой осуществлялась только через новую радиостанцию мыса Шелагского; получить же письмо можно только по прошествии года, со следующим пароходом.

В эту зиму была пробита первая брешь в глухой стене, отделяющей Чукотку от мира. 6 февраля Герой Советского Союза Водопьянов и пилот Линдель выполнили на двух самолетах почтовый рейс из Хабаровска на мыс Шмидта. Всякий, кто зимовал на Севере, знает, какая радость получить среди зимы письмо и что значит для всех зимовщиков возможность установления постоянной связи.

Но уже и радио совершенно изменило жизнь на Севере. Побережье Ледовитого океана уже в тридцатых годах было покрыто сетью радиостанций, и при правильной их работе уже на следующий день можно иметь ответ из дома. А если есть хороший приемник, то можно слушать чуть ли не весь мир.

Два наших приемника доставили нам зимой много удовольствия. В темное время хорошо можно было принимать дальние станции. Не говоря о Москве и Ленинграде, были слышны и станции Западной Европы. Очень хорошо было слышно азиатское побережье Тихого океана и очень плохо — восточное его побережье. Нам доставляло большое развлечение ловить телефонные переговоры между отдельными станциями. Вот где-то в Восточной Азии отчетливый резкий голос говорит по-английски: «С Формозы в Японию идет тайфун. Пусть наши пароходы укроются в портах». А вот мелодичный голос откуда-то с Гавайских островов вызывает пароход «Аквамарин». И ночная тишина рассекается все новыми призывами: «Аквамарин», «Аквамарин».

А у нас— пурга метет за окном и брезент гремит на крыше. Но мы чувствуем, что мы не оторваны, что мы живем со всей Советской страной. Мы слышим утреннюю зарядку из Иркутска, новости из Новосибирска, концерт из Свердловска и даже можем присутствовать во время парада на Красной площади в Москве, отчетливо слышать речи вождей, выстрелы пушек и возгласы демонстрантов.