По дуге большого круга - [95]

А поначалу профессора приходили с просьбой показать, как правильно надевать эту мантию, а особенно воротник, цвет которого обозначал науки: инженерные, философские, исторические и прочие и вбирал в себя все цвета радуги.

Задумавшись над судьбой профессорского общества в целом, Евгений Петрович однажды пришёл к мысли, что стоит предпринять попытку по созданию во Владивостоке что-то наподобие собрания профессоров, точнее, профессорского клуба.

Разработав проект Устава и программы Профессорского клуба, он разослал приглашения по вузам и институтам Дальневосточного отделения РАН. В назначенное время в Молодёжном центре, вопреки всем его сомнениям, собралось столько профессоров, что действительно «яблоку негде было упасть».

На этом учредительном собрании были утверждены Устав и состав Президиума, Евгения Петровича избрали президентом Профессорского клуба.

Конечно, без скептиков не обошлось – мол, создали ещё одну «дутую» структуру.

Но профессорский клуб заработал, да ещё как. Появились даже его фанаты: академики Ильичёв и Акуличев, профессора Абрамов, Дроздов и Кулаков да и многие, многие другие.

Периодически стали выходить сборники профессорских работ под официальным названием «Труды Профессорского клуба».

О клубе узнали в России, за рубежом, и буквально посыпались заявления с просьбой о вступлении в члены клуба, который вскоре получил международный статус клуба ЮНЕСКО.

Ежегодные профессорские балы, проводимые в Пушкинском театре в канун Старого нового года, стали визитной карточкой, заработал профессорский лекторий, появился «Профессорский вальс». А так как многие профессора не только учат студентов, аспирантов, занимаются наукой, но ещё и прекрасно поют, играют на музыкальных инструментах, пишут стихи и прозу, то в клубе стали организовывать концерты и выпускать литературно-художественное приложение к «Трудам Профессорского клуба».

Профессора объединились и осознали, что они являются членами профессионального минисословия, не дворянского, не купеческого, не мещанского, а сформированного в результате элитарного отбора.

Социальный портрет профессора требует реставрации, ибо от профессоров, которые не только учат, но и воспитывают молодёжь, зависит будущее России, которую все так хотели видеть Великой.

А ещё больше хочется верить в то, что в нынешнем обществе, построенном на псевдорыночной экономике, на обмане друг друга, на купле-продаже всего, на отсутствии моральных ограничений, профессорское сообщество оставалось бы абсолютно и кристально чистым.

Однажды, по случаю установления дружественных отношений с зарубежными вузами, в частности с Китайским университетом, который по-английски назывался Harbin Normal University, а на самом деле был педагогическим институтом, группа россиян вылетела в г. Харбин.

Из представителей вузов Евгений Петрович был в гордом одиночестве, остальных членов делегации представляли москвичи-писатели и журналисты. Один из них собирал материалы для книги о русском генерале Лавре Корнилове и атамане Григории Семенове, другие выполняли специальные редакционные задания своих изданий. Короче, все они хотели прикоснуться к истории и почувствовать атмосферу «русского Харбина» конца девятнадцатого – начала двадцатого века, когда здесь пролегала «полоса отчуждения» КВЖД (Китайско-Восточной железной дороги). Группу разместили в университетской гостинице у входа в которую по старой китайской традиции были установлены скульптурные изваяния львов. По-китайски слово «лев» переводится как «шицза». Вообще эти «охранники», отгоняющие своим неслышным рычанием и свирепым видом злых духов и всякую другую нечисть, устанавливались и устанавливаются у более-менее значимых зданиях по всему Китаю, и несть им числа. Хотя в древние времена каменные и бронзовые изваяния фантастических львоподобных существ ставились только на кладбищах, у ворот императорских дворцов и у храмов.

Кстати, и у входа в главный корпус университета во Владивостоке, где учился Евгений Петрович, застыли базальтовые львы, сработанные китайцами в десятом веке и установленные в этом месте в 1907 г., когда в здании размещался Восточный институт. Как они оказались во Владивостоке – дополнено неизвестно до сих пор. То ли это был подарок китайского губернатора, то ли военный трофей. Рассказывают, что их было две пары. Одна пара задержалась во Владивостоке, а другую разлучили: льва оставили в Хабаровске, а львицу переправили в Петербург.

В свое время Евгений Петрович часто бывал в Ленинграде по служебным делам, а докторскую диссертацию защищал в Военно-морском училище имени Дзержинского, располагавшемся в здании Адмиралтейства.

Впервые он попал в Ленинград студентом на конструкторскую практику, участвовал в проектировании первого парома для линии Владивосток – остров Русский. Светлана приехала через несколько дней в отпуск (тогда она уже работала, а он заканчивал вуз).

Очарованные белыми ночами, опьяненные собственной молодостью, окрыленные мечтами о будущем, они бродили по городу в свободные часы, днем, а ночами обязательно, и впитывали, как губки, очарование и неповторимую прелесть города на Неве.