По дуге большого круга - [126]

Однажды в ветреную, снежную, почти буранную погоду, когда он пробивался сквозь сугробы в Покровском парке, его кто-то окликнул:

– Евгений Петрович! Подождите…

Он остановился, с ним поравнялся пожилой, крепкого телосложения мужчина, который, казалось бы, просто не замечал пронизывающего насквозь ветра. Он еще раз обратился к нему по имени-отчеству и попросил уделить минуту внимания.

– Я давно присматриваюсь к вам, – проговорил он, – и хотел бы сделать небольшой подарок для вашего музея. За символическую плату, естественно.

Они разговорились. Оказалось, что собеседник во время Отечественной войны плавал или, как говорят моряки, «ходил» на транспортных судах, перевозивших грузы из Америки во Владивосток по ленд-лизу.

В одном из рейсов он познакомился с русским эмигрантом, который оказался дальним родственником известнейшего русского певца-баса Федора Ивановича Шаляпина. Они подружились, и хотя в то время зарубежное знакомство могло завершиться для советского моряка довольно плачевно, встречались, когда пароход заходил в американский порт за очередной партией груза. И вот однажды знакомый эмигрант подарил ему граммофон, который когда-то принадлежал Шаляпину. Этот граммофон моряк и собирался передать музею. Евгений Петрович было засомневался в правдивости его рассказа, но он предложил встретиться у него дома через неделю и обещал представить доказательства.

По дороге домой Евгений Петрович вспомнил годы своего становления как инженера на Сосновском судостроительном заводе. Тогда ему часто приходилось бывать в Казани по разным служебным делам. Кстати, и кандидатский экзамен по иностранному языку довелось сдавать в Казанском университете, в аудитории, в которой, как ему доверительно шепнули, учился В. И. Ленин. Он вспомнил дом из красного кирпича, расположенный в центре Казани недалеко от гостиницы, в которой останавливался во время командировок. На стене этого дома была сделана надпись:

– Здесь жили Федор Шаляпин и Максим Горький.

Причем надпись была сделана не на табличке, а крупными буквами прямо на одной из стен. Евгений Петрович вспомнил ходившую в то время легенду о том, что в Казанскую консерваторию приняли М. Горького, а Ф. Шаляпину отказали. Как-то совсем недавно, находясь в командировке в Москве, он спросил у ректора Казанского технического авиационного университета об этой надписи. Геннадий Лукич пожал плечами:

– По-моему, не только этой надписи, но и этого дома уже нет. Сломали…

Как-то Евгений Петрович приобрел по случаю прекрасно изданную в наше время книгу самого Ф. И. Шаляпина «Маска и душа. Мои сорок лет на театрах». Впервые эта книга увидела свет в 1932 г. в Париже. К своему великому удивлению он обнаружил в ней подтверждение легенды о том, что Шаляпин и Горький вместе поступали, правда, не в консерваторию, а в оперный театр. Вот так об этом пишет Шаляпин в своей книге:

«Оба мы из бедной и темной жизни пригородов, он – нижегородского, я – казанского, одинаковыми путями потянулись к борьбе и славе. И был день, когда мы одновременно в один и тот же час постучались в двери Казанского оперного театра, и одновременно держали пробу на хористов: Горький был принят, а я – отвергнут. Не раз мы с ним по поводу этого впоследствии смеялись…»

С Валентином, так звали хозяина «Шаляпинского» граммофона, они встретились в назначенное время. Евгению Петровичу с трудом удалось отыскать его дом. Лифт не работал, что стало типичным для Владивостока. Пришлось карабкаться на девятый этаж, а потом ждать у запертой двери. Валентин не слышал звонка в дверь, так как разговаривал в это время по телефону. Наконец они оказались в двухкомнатной квартирке, заставленной вещами и поделками хозяина. У Валентина умелые руки, и потому по всей комнате были расставлены и развешаны изделия из кости, красного дерева, цветного металла. Наверное, благодаря его «золотым» рукам и сохранился «Шаляпинский» граммофон почти в первозданном виде. Они прослушали несколько пластинок, а потом была целая операция по транспортировке раритета по узким и крутым лестницам. Хорошо еще, что вниз спускались.

Граммофон занял свое место в музее. Вообще-то Евгений Петрович представлял себе, что каждый граммофон обязательно должен иметь какой-то раструб, однако этот представлял собой высокую тумбочку, в верхней части которой располагалось патефонное устройство. Ниже, затянутое тканью пространство занимала звуковая часть, чем-то напоминающая радиоприемники и радиолы 60-х гг., а еще ниже был встроен шкафчик для грампластинок. Валентин взял с Евгения Петровича клятвенное обязательство нигде не упоминать о том, кому принадлежал раньше «Шаляпинский» граммофон.

Евгений Петрович вспомнил о Харбине. В центре города на одной из его площадей стоит православная церковь Св. Софии. Предприимчивые китайцы в начале 90-х гг. отреставрировали фасад и сделали из церкви музей. В первые дни после его открытия Евгений Петрович тоже побывал там и с интересом посмотрел стенды, вывешенные на стенах и рассказывающие об истории города. Харбин был частью КВЖД, и русское влияние не только на его архитектуру, но и на культуру сказывалось очень сильно. Евгения Петровича заинтересовал один из стендов, посвященный Федору Шаляпину, который, как оказалось, давал гастроли и в этом северном китайском городе.