По другую сторону надежды - [253]

Снейп не знал, как именно им удалось докопаться до истины — такой простой и пугающе ясной. Он помнил, как видел их слепую и глухую ко всем угрозам мальчишескую влюбленность, он узнавал в ней себя и Блэка, он помнил финал собственных чувств — и не мог дать этим юношам ничего, кроме сожаления, когда все обрушилось, потянув за собой и одного, и второго, превратив их в месиво под ногами беспощадной реальности.

И все же — Северус горько усмехнулся — Поттер был прав, не оставив воспитанника. И Драко был прав, пойдя у него на поводу, оборвав все связи и бросив прошлую жизнь за порогом. Они ошиблись лишь в самой малости, поставив на любовь, а не на веру. Рискнув полюбить, они не смогли осмелиться доверять — ни один, ни второй. Северус помнил вспыхивающие темным, яростным огнем ревности глаза Поттера каждый раз, стоило ему хотя бы оказаться рядом с Драко, прикоснуться к нему, увидеть его улыбку. Он помнил глухую, затаенную боль во взгляде Малфоя — всегда, как только кто-то заводил разговор о Темном Лорде и пророчестве, и роли Гарри в прошедшей войне. Они слишком цеплялись друг за друга, чтобы просто — поверить. Друг другу, самим себе, ведущей их по жизни стихии. И проиграли.

Наверное, на их месте стоило бы благодарить Мерлина и случай — если он бывает, вообще — за то, что на каждом из мальчишек в нужный момент оказались сумевшие сработать в паре защитные амулеты. Как именно из амулетов вышла пара — вопрос открытый, но Драко, похоже, прав — им было необходимо перестать чувствовать, чтобы снова найти самих себя. Чтобы научиться доверять, даже не любя — раз уж не смогли сделать этого, пока любили.

Точнее — раз уж не смогли удержать. Мостик настоящего доверия слишком хрупок — и намного более тонок, чем мостик любви, или желания, или надежды. Даже маг, как выяснилось, способен потеряться в своих иллюзиях — его иллюзии всего лишь требуют чуть большей виртуозности во лжи самому себе, чем людские. Ведь единственное настоящее, коренное отличие мага от человека — его способность испытывать истинные чувства. Не наносные, наигранные, вызванные страхом, или желанием быть, как все, или желанием оправдать чужие надежды и получить то, что хочется, или еще каким-то там, Мерлин знает, каким, желанием… Истинные. То, чего не может больше никто.

И одновременно — невозможность испытывать то, что чувствуют люди. А все остальное — только следствия одного маленького, до глупости простого умения.

Все таланты видеть людей — их души, и стремления, и мотивы. Вся подконтрольность стихии и ее законам — ведь истинные чувства даются не просто так, а зачем-то, и стихия притащит тебя к своей — или, кстати, все же твоей? — цели независимо от каких-то там мелких по сравнению с ней желаний. Притащит — либо просто убьет, как бракованный материал…

Все это — только потому, что маги потенциально способны чувствовать по-настоящему, единственные из живущих на земле существ, включая людей. Если отбросить инстинкты животных и не так далеко от них ушедшие человеческие полу-рефлексы, полу-реакции, станет, в общем, и впрямь очевидно, что это — правда. Только маги умеют любить. Только они могут ненавидеть, желать… чувствовать. Если захотят.

Предположение — Поттера, конечно, чье же еще — больше смахивающее на открытие, взламывало все правила, все устоявшиеся веками традиции, одним махом переводя стихийных магов из разряда бездушных уродцев в класс чуть ли не высших, по сравнению с людьми, созданий. Только маги могут чувствовать. И, исходя из того, что — если ты что-то можешь в потенциале, то тому есть причина, и ты и должен… то выходит, что маги обязаны это делать. Что они и права-то не имеют давить в себе то, что ощущают — и именно за это давление стихия постепенно размазывает их, перемалывая, превращая в безмозглый кисель. Постепенно — потому что за сотни лет маги стали слишком осторожны и пугливы, и прячутся от собственных чувств, доведя умение превращать себя в истуканов практически до совершенства.

И тогда выходит, что все сложившиеся за столетия правила — не способ оптимального выживания в узде стихии, а всего лишь способ оттянуть наказание, заслуженное возмездие за попытку избежать судьбы — той, для которой человека и превращают в мага. Если, конечно, судить, что решение всегда принимает стихия — а не будущий наставник…

А ведь похоже, что и впрямь — не наставник, мрачно подумал Северус, снова наполняя бокал. Мало того, что инициация неподконтрольна, в прямом смысле слова — стихийна, она еще и происходит при таком бешеном количестве условий… нереально их все самому спланировать. Нереально хотя бы потому, что будущий воспитанник в любом случае должен обладать некими качествами, уже отделяющими его от людей… и эти качества невозможно вычленить, предугадать… Разве что — пытаться проводить параллель с сумасшествием, ведь большинство юных магов — рехнувшиеся от несоответствия реальности иллюзиям люди…

Северус вздохнул. Картинка не складывалась — что его совершенно не удивляло. Стоило Малфою вывалить ему на голову очередной кусок, который его семейка сумела понять и проанализировать — как из нескольких слов тут же начинали получаться кусочки мозаики, что-то объясняя, проявляя, разжевывая… Но, стоило Драко уйти, а усталому профессору попытаться самостоятельно подумать о чем-то большем, чем объявленные факты, которые на самом-то деле — все еще гипотезы, как он впадал в ступор.