По другую сторону баррикад: Политические портреты лидеров Белого движения - [15]

Атаман не любил священников, тем не менее, при встречах с ними в деревнях никогда не говорил: „Отец священник“, а приветствовал: „Здравствуйте, батюшка“. Нравилось, когда в церквах произносилось: „Многие лета боярину Борису“. Недолюбливал генералов, называл их старым хламом. Требовал опрятного вида от партизан, оборванных посылал к каптенармусу с устным приказом выдать обмундирование, после чего во всем новом надлежало явиться к нему лично. Партизанам-казакам не давал выговоров, внушения делал намеками, всякий раз приводил какую-нибудь историю: „… был у меня знакомый юнкер“. Далее следовало нечто похожее на совершенный нерадивым подчиненным проступок.

Любил посещать солдатские вечеринки, где сам плясал и учил этому казаков, подтягивал песни, но сам голосом не обладал. Страстью была езда на автомобиле, сам накачивал воздух в камеры, надевал бандажи. Нравилось пугать киргизов, лошадей глушителем газа, у него часто получался эффект выстрела. Веселился, если удалось задавить собаку, кошку, курицу, очень хотелось задавить какого-нибудь киргизенка. Имел личного повара. Помощником повара был взятый под Черкасском арап-негр, который знал французский, немецкий, английский и мусульманский языки. Анненков постоянно подсмеивался над негром; почему он всегда такой „грязный“. При всякой поездке на автомобиле повар обязан был снабжать Анненкова провизией, яблоками, сладостями. Держал капельдинера Юзефа, который приносил кофе, чай, обед, одежду. В гардеробе атамана находились: костюм, три пары сапог с высокими каблуками и медными подковами, белье, шоколад, сигареты, ром, коньяк, меховая шуба, серебряный кинжал, японский карабин, серебряная пуговица с гербами, сделанная в оружейной мастерской. Все это по первому требованию немедленно доставлялось на место посыльным. При себе атаман держал ручную волчиху Динку-Анку, лисицу, медведя, который однажды залез на крышу дома, зацепился за что-то, повис на кольце и задушился. Бедный денщик, боясь наказания разгневанного атамана, чуть не застрелился из-за того медведя.

Личный парикмахер по прозвищу Бомба брил и стриг под челку, завивал чуб атамана. В личном окружении Анненкова было несколько немцев и австрийцев из числа военнопленных. При нем состоял личный конюх по уходу за выездными лошадьми. Во время работы атаман в своей комнате заставлял оркестр играть военную музыку, по вечерам давать симфонические концерты, на которые приглашались офицеры. Существовал специальный хор Атаманского полка. Казаки этого полка носили брюки с генеральскими лампасами, обязаны были иметь чубы и стрижку под челку. Погоны у них были с вензелями „А“, на кокардах был череп смерти. На всех знаменах имелись надписи „С нами Бог и атаман“.

Производство в офицеры осуществлял сам лично. Особенно этот процесс усилился после поражения белых под Семипалатинском. Цели своей борьбы выражал так: организовать на занятой территории казачье войско, соединиться с восставшим против большевиков в Ташкенте Осиповым, стать диктатором и не подчиняться никому. Стремился избавиться от возможных противников; прибывшего генерала Дутова отправил в Китай, не предоставив ему у себя никакой должности»[34].

Бывший полковник Генерального штаба Н. Колесников в эмигрантской газете «Россия» критически добавляет: «Анненков в лихо заломленном на затылке картузе, подпоясанный, точно коренник, ремнем с бляхами, а рукава, галифе и рубаха представляли собой расплесканную палитру красок. Но самое замечательное — это лик. Большая челка, точно у китайской леди, закрывала пол-лба, и из-под челки на вас смотрел весьма демократический „патрет“.

Мы не отнимем у авантюриста его личных качеств: энергии, храбрости, упорства, умения организовать хорошую шайку, знаем жестокость, с которой он может проводить в жизнь свои задачи. Любимым занятием Анненкова была прогулка по селам в пьяном виде с гармонией в руках, на которой этот гармонист действительно зажаривал всякие польки и „вальцы“»[35].

В начале 1920 г. «Отдельная Семиреченская армия», разбитая красными частями, отступила к китайской границе. Уничтожив тех, кто согласился остаться или вернуться в Советскую Россию, оставив лишь сверх отъявленных головорезов, Анненков пересек китайскую границу и в районе синьцзянского города Урумчи разместил своих «атаманцев». Из воспоминаний эмигранта — белогвардейского офицера А. Новокрещенкова, которыми он делился, находясь в Китае:

«Приблизительно в марте, числа 16-19-го, отряд атамана Анненкова под натиском Красной Армии подошел к границе Китая у перевала Сельке. Это место атаман назвал „Орлиное гнездо“ и расположился там лагерем с отрядом численностью примерно в пять тысяч человек. Здесь были Атаманский и Оренбургский полки и полк генерала Дутова, Егерский и Маньчжурский полки при одной батарее и саперном дивизионе. Атаманский полк осуществлял прикрытие отступления отряда. Он же на месте производил суд над идущими на родину партизанами — их просто раздевали и расстреливали или сообщали вооружейным киргизам, что идет такая-то партия и ее надо уничтожить. С отрядом к границе шли семьи некоторых офицеров, как, например, семья заслуженного оренбуржца полковника Луговских, состоявшая из трех дочерей и престарелой жены, жена есаула Мартемьянова и в числе других — жена с 12- летней дочерью вахмистра Петрова — оренбуржца. Всем семьям атаман приказал эвакуироваться в Китай, а сам немедля отдал приказ 1-й сотне Атаманского полка, сотнику Васильеву отдать всех женщин в распоряжение партизан, а мужчин перебить. Как только стали приезжать семейства, то Васильев задерживал их и отправлял в обоз своей сотни, где уже были любители насилия; полковник Сергеев — начальник гарнизона Сергиополя, Шульга, Ганага и др.