По дороге к звездам - [3]

– Неужели все так просто? – усомнилась Сэм, стараясь придать лицу добродушное выражение, чтобы не обидеть собеседницу. – Почему же ты сама уезжаешь?

Джессика подняла глаза к потолку и томно вздохнула, глаза ее засветились счастьем.

– Я бы ни за что, но мы с Джерри решили завести еще одного ребенка. У меня их и так уже четверо, а тут врачи сказали, что родится двойня. Представляешь?! Мы так обрадовались! – Джессика заулыбалась, глаза ее наполнились слезами восторга и умиления. – Я с четырьмя-то еле справлялась, когда работала, у меня ведь старшему только девять. А теперь шестеро. Придется сидеть дома и заниматься семьей, муж при всем желании не найдет в этом городе работу, которая позволяла бы одному содержать такую ораву. Он нашел неплохое место в Сиэтле, контракт уже подписан, и мы почти переехали, дети уже там с бабушкой. Джерри начал работать. Я постаралась убрать дом и даже кое-что отремонтировала. Извини, если что не так. Вот ключи. Здесь недалеко, брать напрокат машину не имеет смысла. – Джессика печально вздохнула, было видно, что ей жаль уезжать из Окленда. Тихая, спокойная жизнь городка, вероятно, полностью отвечала ее представлениям об идеале. Все кругом знакомые, дети всегда на виду, муж, человек семейный и очень миролюбивый (иначе и быть не могло), любимая работа, столько воспоминаний.

– Ничего, ведь это все ради ваших малышей. – Сэм взяла Джессику за руку. – Семья стоит многих жертв.

– Да, ты права. – Толстушка смахнула со щек слезы и просияла искренней, добродушной улыбкой. – Тебе здесь понравится, вот увидишь. Сейчас я все расскажу. – С этими словами она встала с дивана и пошла к шкафам картотеки. – Детей под наблюдением всего человек пятнадцать-двадцать. В основном подростки с типичными проблемами переходного возраста. Вот смотри. – Джессика, найдя нужный ящик, вытащила его и поставила на пол перед Сэм. – Дана Шерет, тринадцать лет. – Она взяла первую попавшуюся карту. – Считает себя патологически толстой при весе сорок килограммов и росте метр пятьдесят. Это ее единственная проблема, периодически тайком от родителей просто перестает есть, а потом начинает падать в обмороки, если те не уследили.

Джессика развернула еще одну папку.

– А это крошка Джон. Его отдали в школу на год раньше, чем положено: ему четырнадцать, а всем его одноклассникам и друзьям по пятнадцать. Они вытянулись и возмужали, а он еще нет, отсюда и проблема, но, я думаю, это ненадолго, потому что скоро природа сама избавит его от комплексов: у него большой размер ноги, мальчик будет высоким. Нужно только время. Дерек Радейлфорд. – Еще одна папка опустилась на колени Сэм. – Тут не в ребенке дело. Отец пьет, и мальчик пытается заниматься тем же, самоутверждается. Иногда пропускает занятия, может явиться на уроки пьяным. Ту главная твоя опора – мать. Там такая леди… Короче, после того как она накрутит уши своему оболтусу, он месяц ходит как шелковый. Парнишку просто нужно держать в узде, он не виноват, подражает отцу – и ничего больше. Слишком мал, чтобы понять реальную ситуацию. А вот наш гуляка Уильям Деремор, склонность к бродяжничеству…

Джессика почти не заглядывала в папки. Она знала всех своих пациентов наперечет, знала условия, в которых они растут, да что говорить, она знала даже, каким образом комплексы детей связаны с передачами местного телевидения, почему какой-нибудь Стив или Дейв терпеть не может физику, а Мэри ненавидит мороженое, но по уши влюблена в Джеки Чана.

– У нас на всю школу только два серьезных дела, – продолжала она. – Братья Кеннет остались без родителей, отца у них не было, а мать пару месяцев назад умерла от рака. Но мальчишек усыновила тетя. Так что там все хорошо, единственная проблема – оформление документов, но это по большей части забота соцработника, твоя задача помочь детям войти в новую семью, адаптироваться, пережить утрату. Само собой, Тэд и Кевин никогда не были чужими в доме тети. Там по большому счету все идет нормально. А вот второе дело… – Джессика замялась, нехотя вытаскивая темно-синюю папку, гораздо более толстую, чем остальные. – Может быть, тебе помочь, чтобы легче разобраться. Ты человек новый, а у меня все это происходило на глазах. Просто руки опускаются.

И снова на глаза Джессики навернулись слезы. Она уставилась прямо перед собой.

– Знаешь, у меня такое чувство, что и я виновата тоже. Ведь это происходило на глазах у всего города, все знали, все видели, но никто не смог его остановить. Никто. И я тоже. Пытались помогать, пытались просто вмешаться, но…

– Тебе тяжело говорить, давай я прочитаю сама. – Сэм хотела взять папку из рук Джессики, но та не дала.

– Нет, я расскажу, здесь только сухие отчеты. – Она замолчала, собираясь с мыслями. – Когда мы с Джерри сюда только приехали, года три назад, то как-то сразу их заметили. Лаура и Ричард Канинген – идеальная пара, очаровательный сын – Кевин. Смышленый мальчуган, тогда ему было восемь лет. Очень отзывчивые, добрые люди. Лаура такая семейная, такая хозяйка. Ее пироги славились на всю округу, а уж рождественская индейка снискала славу далеко за пределами Окленда. И красавица… Потрясающая женщина, всем взяла. А Ричард под стать ей. Великолепно сложенный, очень талантливый, работал в Сан-Франциско менеджером по продажам и еще книги издавал по экономике, его приглашали в университеты читать лекции, но он не захотел переезжать. Такой обходительный, спиртного не пил вообще, всегда очень опрятен. Мечта любой женщины. А как они любили друг друга! Вот тут и вспомнишь россказни о том, что нельзя быть вечно счастливым. Если ты нашел свое счастье, то это непременно ненадолго. В ребенке души не чаяли, парнишка тоже умный, способный, под стать родителям. Я дружила с Лаурой. Мы были близки. Знаешь, от этой семьи исходило какое-то особенное тепло, к ним все приходили за чем-нибудь, поговорить, рассказать о своих трудностях, они никому никогда не отказывали. Я у них часто бывала. Есть такие люди – достаточно посмотреть на их счастье и на душе становится легче. А потом… Потом Лаура попала под машину, умерла в больнице, не приходя в сознание. Два года назад. Тогда-то все и началось. Ричард целый месяц ни с кем не разговаривал, даже с сыном, потом вроде словно очнулся, но стал другим. Теперь его не узнать. Не хочу рассказывать, как он менялся, слишком больно было видеть это. Бросил работу в Сан-Франциско, подыскали ему здесь, он и ее запустил, продал дом. У них был шикарный особняк в центре города. На эти деньги какое-то время жил с сыном. Но с каждым днем… Появились странные друзья вроде тех, что иногда останавливаются заправить мотоциклы на нашей заправке. Стал пить. Забросил все прежние занятия. Теперь гоняет с этими байкерами, сменил пиджак на кожаную куртку и джинсы. Время от времени кто-нибудь из наших ездит в Сан-Франциско забирать его из полицейского участка. Пытались помешать, остановить, пытались помочь, словно не слышит. Спивается. Медленно, но верно спивается. Наш шериф как-то раз даже посадил его под замок на месяц, но не помогло: он просто отказывался от пищи, метался в клетке как дикий зверь, ни с кем не говорил. Топит горе в вине, вот и все. Отвлекается на свои мотоциклы, я как-то раз застала его в более или менее приличном состоянии, поговорили. Он не может ее забыть, не может – и все. Говорит, теперь ему одна дорога – на тот свет. Не может. Только о ней и думает. Каждый день, просыпаясь и не находя ее рядом, просто садится на мотоцикл и уезжает. Куда глаза глядят. Чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать, доводить себя до состояния животного отупения. Так было еще год назад, а сейчас все усложнилось. Стал наглым, грубым, дебоширит, затевает драки. Сладу с ним нет, одна управа – полиция. До чего себя довел.