По дорогам войны - [47]
Самой эффективной формой помощи Советскому Союзу в этот период было бы создание второго фронта в Европе. Ведущие государственные деятели антигитлеровской коалиции Черчилль и Рузвельт обещали открыть такой фронт еще в 1942 году.
Гитлеровское командование, стремясь до максимума увеличить силу главного удара, снимало с остальных фронтов все, что только возможно.
* * *
Второй фронт! Еще в 1942 году! Такое было принято решение. Однако на Западе ничто не говорило о том, что такой фронт, несмотря на данное обещание, будет открыт вовремя. За него нужно было бороться. Но как? Каждый боролся в меру своих сил и возможностей.
В дискуссионном клубе Оксфордского университета, куда меня пригласили 20 декабря 1941 года, я прочитал лекцию "Битва за Москву и перспективы войны на Востоке на 1941 год". Главным вопросом моей лекции были рассуждения о необходимости открытия второго фронта еще в 1942 году. В том же духе я выступал по Би-Би-Си в Лондоне 19 июня и 15 октября 1942 года. Но слова оставались словами. Нужны были действия. Об этом говорили советский посол в Лондоне Богомолов и полковник Сизов, советский военный атташе при чехословацком правительстве в Лондоне. Вопрос, который волновал тогда всех, заключался в следующем: что кроется под фразами о приготовлениях к открытию второго фронта и какова фактическая сила немецкой обороны западного вала во Франции?
В 1941 году я возглавлял исследовательскую группу второго отдела разведывательной службы министерства национальной обороны (МНО) в Лондоне, начальником которого и одновременно заместителем Моравеца (начальник разведки) был знаменитый разведчик, скромный и своеобразный человек, майор Штранкмюллер. Моей задачей было проверять и оценивать сведения - наши и чужие, которые поставляла агентурная сеть; делать на их основе оперативные и стратегические заключения. Я был в курсе всего происходившего. Мне было известно, что Советский Союз стоит перед тяжелым испытанием. Я предчувствовал, и не без оснований, что второй фронт, обещанный в 1942 году, не будет открыт: оборонительный вал на западе, дескать, очень силен, и союзники еще не готовы. В то же время Гитлер снимал во Франции дивизии и посылал на восточный фронт, чтобы возместить огромные потери и приготовиться к решительному удару. Призывы к открытию второго фронта раздавались все громче. Все говорило о том, что назревает решающий бой. И это был самый подходящий момент оказать действенную помощь Советскому Союзу.
Чудовищные масштабы уничтожения на советско-германском фронте меня угнетали. И я задумал собрать данные о действительной силе немецкой обороны на западном фронте: если это удастся и результат окажется благоприятным, я получу самый веский аргумент в пользу открытия второго фронта. Сколько же дивизий немецкое командование будет вынуждено спешно снять с восточного театра военных действий и перебросить на западный, чтобы усилить здесь линию обороны в случае открытия второго фронта? Чтобы рассчитать все это, у меня такие возможности имелись.
С согласия и при полной поддержке начальника второго отдела я решил не сидеть сложа руки в ожидании тяжелых дней близившегося наступления, когда немцы первые начнут наступать на советскую оборону, так как тогда уже будет поздно, слишком поздно анализировать упущенные возможности. Только свидетельства о слабости обороны западного вала, только сильные аргументы в пользу того, что сейчас самая удобная ситуация для высадки союзников через Ла-Манш в Европе, могут принести оказавшемуся в тяжелом положении Советскому Союзу реальную помощь.
Я взялся за работу. Предстояло во всех подробностях изучить оборонительную систему немецких армий на западе, начиная с Голландии и кончая Пиренеями. Мы тогда получали достаточно полную информацию от нашей агентурной сети, в частности из Швейцарии. Однако сведения о гитлеровских силах во Франции поступали стихийно, неупорядоченно, нерегулярно. Иногда трудно было определить, когда и вообще придет ли необходимая информация. Поэтому приходилось целеустремленно запрашивать ее и направлять, сопровождать точно установленными требованиями и снова и снова проверять и квалифицировать. Полученные сообщения необходимо было оценивать, анализировать и, наконец, синтезировать. Самое главное были выводы. Ведь ради них и проделывался весь этот сизифов труд.
Оперативно-стратегические выводы, к которым я пришел после нескольких месяцев работы, были изложены на тридцати страницах доклада и давали однозначный ответ на вопрос о мощи западного вала. Они до основания потрясли тезис о его непреодолимости и красноречиво свидетельствовали о серьезных слабостях растянутой береговой оборонительной системы. Оказалось, что после битвы за Москву резко упала оперативная плотность обороны вала: некоторые дивизии первого эшелона имели даже девяностокилометровые участки обороны. Истрепанные, по своему численному составу маломощные дивизии, переброшенные сюда с востока, отличались крайне низкой боеспособностью; в войсках упал боевой дух; не хватало вооружения. Оперативные резервы оставались по-прежнему слабыми, стратегических вовсе не было: их уже ввели в бои на востоке. Долговременные укрепления не достраивались. Такой вырисовывалась стратегическая концепция обороны вала. Полученные сведения позволяли сделать выводы и о качестве командиров. Чего только не обнаруживалось при подробном исследовании вала, когда приходилось заниматься отдельными дивизиями и корпусами! Конечно, оставались и белые пятна, которые не всегда удавалось раскрыть. Однако многие неточности мы старались выявить при помощи выводов и сравнения.
Филипп Филиппович Вигель (1786–1856) — происходил из обрусевших шведов и родился в семье генерала. Учился во французском пансионе в Москве. С 1800 года служил в разных ведомствах министерств иностранных дел, внутренних дел, финансов. Вице-губернатор Бессарабии (1824–26), градоначальник Керчи (1826–28), с 1829 года — директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий. В 1840 году вышел в отставку в чине тайного советника и жил попеременно в Москве и Петербурге. Множество исторических лиц прошло перед Вигелем.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)