По дорогам войны - [42]
Была в Лондоне такая симпатичная улочка: маленькие, как игрушечные, домики, вокруг них - садочки, а в домиках - человеческое счастье. Теперь этой улочки нет. И счастья тоже нет... и никогда уже не будет. От улочки остались одни развалины, а под ними лежат люди - взрослые и дети.
Вы слышите? Дети лежат под этими тяжелыми глыбами! Дети, не виноватые ни в чем, дети, которые говорили: "Ах, поскорее бы вырасти!.."
Кричите, вопите! Пусть весь мир знает, что под этими грудами камня и кирпича лежат дети, нежные дети, пахнущие, как полевые цветы. - Может, среди них и тот светловолосый малыш, который сидел на коленях у отца и говорил: "Папа, я боюсь"? И знаете, что ответил ему отец? "Не бойся, сынок, Лондон такой большой, а наш домик такой маленький". Он сказал ему это, качая его на коленях, и маленький Джон поверил.
А потом пришла беда, и уста навеки онемели. Уже этот мальчик не расскажет, как ему было, когда мир рушился над его головой. И мама не позовет его: "Мой дорогой мальчик!" На кудрявые головки обрушились балки уничтоженного дома, нежные руки раздавлены страшном тяжестью каменной могилы... Так и лежат там дети, в улочке, которой уже нет.
В пятистах метрах от улочки - большой парк, типичный лондонский парк: мало деревьев, много травы, прекрасные дорожки. На этот парк упали бы бомбы, если бы...
Да, если бы летчик вел самолет ровно и бомбардир точно удерживал бы направление на цель. Вместо уничтоженных домов и убитых людей только земля истекала бы кровью от удара. Может, и дерево какое-нибудь больше бы не зазеленело, но мать не лишилась бы ребенка и супруга...
Мне хотелось кричать на всю вселенную от горя по убитым детям во всех концах света...
Лейлем, Лейлем, почему ты мне так близок?..
Я возвратился из Банбери к сыну в Лондон 18 октября 1940 года. Два дня Фред прожил там совершенно один. Я боялся за него, и не без оснований. Немецкие истребители до того обнаглели, что прилетали в Лондон средь бела дня. Они стремглав бросались на избранную цель или, при неблагоприятной погоде, сквозь завесу тумана бросали бомбы на город как попало. Раздавался взрыв, и, только когда истребитель уже набирал высоту, люди понимали, что произошло нападение. Под вечер прилетали бомбардировочные соединения, и тогда начиналось пекло. Тревога следовала за тревогой. Район вокруг гостиницы "Камберлэнд", неподалеку от пышной арки Марбл-Арч, о которой до сих пор никто не знает, в честь чего она, собственно, поставлена, был опустошен до неузнаваемости. Хорошо, что Франтишка с Миланом уехали из города! Когда я возвращался в Лондон, поезд тащился крайне медленно, а может, так мне это казалось из-за волнения, которое я испытывал за Фреда. Я нашел сына в эфемерном убежище отеля. Покинув одних, я возвратился к другому.
22 октября Фред уехал из Лондона в новую школу в провинции. Ему только что исполнилось шестнадцать.
В "Корнуолс Скул" в Кемберли хорошо подготовились к встрече наших детей в чешской школе. Теперь Фред будет там в безопасности и здоровом климате. Да, безопасность для детей - прежде всего!
После отъезда сына я осиротел. Теперь наша семья находилась в трех разных городах: Лондоне, Банбери, Кемберли. Ночи в Лондоне стояли плохие: туман - впереди, туман - позади. По настоянию жены, просившей меня не оставаться на ночь в квартире, я вечером шел в метро, в лондонскую подземку. Тут собирались постоянные "клиенты". Сюда шли те, у кого не было более безопасного и уютного убежища. Сюда шел лондонский люд.
Когда объявлялась воздушная тревога, густая толпа валила по эскалатору вниз. Еще когда съезжаешь, в нос ударяет спертый, отработанный воздух. На платформе не протолкнешься. Люди сидят плечом к плечу, лежат, с головой завернувшись в пледы и пальто. Пожилые дремлют в разных позах, маленькие дети бегают вокруг измученных матерей, которые почти не обращают внимания на своих ребят. Иногда вдруг разносится громкий детский плач, но даже женщин постарше это не волнует. Они разговаривают, вяжут и читают, как будто сидят дома, в тишине комнаты. Рядом с молодой девушкой с коралловыми губками на полу лежит старичок. У него синие, вздувшиеся жилы, ему нехорошо. Рядом провозят парализованного. Он тоже хочет жить. Подземка представляется в полном ночном составе действующих лиц. Люди молчаливы, замкнуты. Удивительный народ! В тихом героизме они принимают вещи такими, какие они есть. "Надо выдержать, - говорят они, - но они нам за это заплатят!" На станциях Марбл-Арч, Ланкастер-Гейт, Куинз-Роуд, Ноттин-Хилл-Гейт, Оксфорд-Сёркус, Банк - всюду та же картина массового страдания и решимости.
Проходит адская ночь, и утром люди идут на работу как ни в чем не бывало, а следующей ночью снова ложатся на голые плиты метро. Позже им устроят трехэтажные складные нары, но их не хватит на всех. А вечером на том же углу опять стоит проститутка, люди в кафе сидят на своих обычных местах, а дети готовят уроки. Жизнь не сдается в поредевших улицах, она продолжает пульсировать. Люди ставят подпорки к дому, вывешивают британский флаг и идут по своим делам. Во Франции закон жизни вел к капитуляции. Там хотели жить ради самой жизни. Жизнь ценилась больше, чем нация, больше, чем сама Франция. В Англии поддерживали жизнь, чтобы спасти страну.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.