По делу обвиняется... - [11]

Утром после завтрака я завалился на диван с томиком Чехова, с помощью коего пытался познать прекрасную половину человечества. Поняв, что натянуть костюм на меня не удастся, мама решила компенсировать его отсутствие идеальным порядком в квартире.

Половина четвертого. Звонок. Я сижу в спальне, на стуле, как пришитый.

Мама открывает дверь. «Здравствуйте». «Здравствуйте. А вот и мы». Смех обоюдный. Проходят в гостиную, садятся. «У вас одна комната?» «Что вы! — обижается мама. — У нас две, как же одна. Идемте, покажу». Они входят. Я оборачиваюсь и в первый момент не понимаю, собственно, кто из них мать, а кто — дочь: они различаются только ростом, а лет им примерно одинаково.

— Познакомься, — тихо говорит мама. Я смело встаю и иду навстречу той из них, которая более плотоядно смотрит на меня. Она жмет мою руку ладонью полутяжеловеса и говорит:

— А я вас где-то видела.

Я загадочно улыбаюсь, предоставляя ей возможность вспомнить, где мы могли увидеться, будучи уверен, что никогда ничего подобного не встречал.

Мама невпопад отвечает на вопросы дорогих гостей. Та мама и «она» часто окидывают свою жертву взглядами, стараются раскусить, что скрывается под моей заурядной внешностью. Когда-то, в школьные годы, мне хорошо удавался нервный тик. Пробую, не забыл ли: правая половина лица неподвижна, как маска, левая вздрагивает, рраз — рраз — главное, добиться ритмичности. Тщетные потуги: несмотря на тик, мне улыбаются. Очевидно, в своем стремлении заполучить мужа она не остановится перед тиком.

Беседа крутится вокруг актуальной темы — реконструкции города. Гостьи проявляют поразительную осведомленность о всех переулках и новых районах. Наверное, в поисках жениха им приходится много колесить.

Вскоре я открываю дверь на лестничную площадку и, не дожидаясь прощальных слов, первый говорю «до свидания» в нарушение всех существующих этикетов, чем привожу себя в неописуемый восторг. Хорошее настроение обеспечено на неделю вперед: вариант со второй кандидатурой, химичкой, автоматически отпадает. Мама ходит по квартире, прячет остатки конфет в буфет и ворчит, что ее принимают за дуру.

«Свобода вас примет радостно у входа», — мурлычу я себе под нос и устраиваюсь поудобнее у телевизора: сегодня киевские динамовцы расправляются с очередной жертвой.

Владик позвонил Соснину только через день.

— Булавы! Я вспомнил! — радостно закричал он. — В сумке были булавы!

— Ах ты умница моя, — похвалил его Соснин. — Ты откуда звонишь?

— Я из автомата, переменка у нас сейчас. И потом последний урок.

— Значит, так, я звоню отцу на работу, прошу откомандировать тебя в мое распоряжение на сегодня. Встречаемся у школы через час.

Сидя за рулем «Запорожца», Соснин перебирал возможные варианты. «Гимнастика. Художественная. В спортивной с булавами не работают. Ну и что дальше? Сколько времени уйдет на знакомство с сотнями девочек, которые занимаются этим видом? Жуть. А если подойти с другого бока. Почему она в театр со спортивной сумкой заявилась? Мода? Нет, не похоже: тяжело таскать. Экспромт? Ведь билетов не было, шла на авось. Значит... нет, ничего не значит. Но почему? Можно принять за рабочий вариант, что она живет далеко от театра, иначе сумка осталась бы дома. Идем дальше: далеко от театра — слишком растяжимое понятие. Поконкретнее нельзя? Попробуем. Но возле театра всего... да, одна школа, куда я и еду на встречу с Владиком. Прокол. Владик должен знать эту девочку, если она учится в одной школе с ним. Не обязательно, товарищ капитан. Она учится в другой школе, а тренируется здесь: там у них нет секции. И тогда Самсонов-младший может ее не знать. Ну, как? Выстроили. Неплохо. Остается проверить».

Он подъехал к школьному фасаду и вышел из машины. Навстречу ему бежал Владик.

— Мы едем на операцию? — заговорщически спросил он.

— Пока нет: первый этап операции проводится на месте, — в тон ему ответил Соснин. — Пойдем в школу.

Там они узнали у преподавателя физкультуры, что при школе работает секция художественной гимнастики и сегодня, через сорок минут, должна начаться тренировка.

Николай присел на низенькую скамеечку, которая тянулась вдоль коридора. Рядом сел Владик, он без конца ерзал, вставал, снова садился.

Минут через двадцать он изумленно посмотрел в конец коридора, потом на Соснина.

— Николай Семенович! Вот она идет, — восхитился Самсонов-младший. — Как вам удалось?

— Это больше твоя заслуга, Владик, — ответил Соснин, вставая и направляясь к девушке.

Нина Ананьина — так звали девушку — поначалу решила, что парень, у которого она купила два билета, подозревается в спекуляции, поэтому решительно заявила:

— Билеты у этого молодого человека, — она кивнула в сторону Самсонова, — я купила по своей цене.

Соснин улыбнулся:

— Я не сомневался в этом. Важно, что именно у него вы купили два билета, и в этой связи есть несколько вопросов, Нина. Но сначала давайте попрощаемся с Владиком, его дома ждут.

Втроем они вышли из школы. Владик насупился: он обиделся на Соснина. В самый интересный момент тот просто выпроводил его. А ведь капитан сам признал, что он оказал неоценимую услугу. Хмуро буркнув: «Пока», он быстро завернул за угол школы.