По быстрой воде - [5]

Невольно вспомнились строки Мамина-Сибиряка:

«Душой овладевает, неудержимый страх, когда барка сделает судорожное движение и птицей полетит прямо на скалу… На барке мертвая тишина, бурлаки прильнули к поносным[1], боец точно бежит навстречу, еще один момент — и наше суденышко разлетится вдребезги».

Остановка у камня Оленьего.

…И какой резкий контраст между клокочущим перебором и спокойным плесом! Течения здесь почти незаметно. В тихие эти воды смотрятся с берега ласковые березки, плакучий тальник, темные метелки осоки, бархатные банники куги и восковой глянец желтой кувшинки. И вдруг покажется, что плывешь не по бурной горной речке, а по сонным прудам Павловска или Детского Села.

И только здесь начинаешь понимать тишину. Эту тишину можно слышать. Это не тяжелая каменная тишина подвала, это тонкая, одухотворенная тишь затаившейся жизни. Лишь всплески наших весел и журчание воды под носом лодки нарушают ее. Но едва мы проплываем, тишина снова смыкается за нами, как и вода за кормой нашей лодки.

Нам, горожанам, становится не по себе в этом беззвучии, и мы начинаем орать хором песню.

…Курочка — каменная стена, стесанная ровно и гладко, словно по ней прошлись гигантским рубанком. Непонятно, откуда же такое название?

Зато камень Заплотный полностью оправдывает свою кличку. Сплошным заплотом (стеной) вытянулся он вдоль левого берега Чусовой метров на двести. Впечатление такое, что мы плывем по крепостному рву под исполинской, мрачной крепостной стеной.

Плывешь-плывешь и вдруг видишь — река уперлась в хребет, поросший лесом. Тупик! Но Чусовая делает замысловатую петлю, изогнувшись, как змея, скользнет в какую-нибудь каменную щель и, победив, идет тихая, спокойная, удовлетворенная победой.

Под камнем Заплотным подходим к стану золотоискателей. Из широких полотнищ бересты слажен на берегу шалашик. Причаливаем и карабкаемся на высокий, крутой берег, к шалашу. Мы готовы окунуться в юконскую и калифорнийскую романтику Джека Лондона и Брет-Гарта.

— Как золотишко?

— Незарно. А газетку привезли?

— Газету?.. A-а, для раскурки?

— Зачем для раскурки. Почитать! Пять ден газеты в глаза не видали. Не знаем, чо и на белом свете деется.

Что-то мало похожи эти старатели на молодцов из «Ревущего Стана». Однако, не теряя надежды, просим показать нам их «производство».

У берега — гора речной гальки и песку. Это «эфеля», перемытые золотоносные слои. Золота в них не найдешь и порошинки, все взято. Эта гора родила, на первый взгляд, мышь — 25 грамм золота.

Но это результат 15-дневной работы двоих старателей. А «незарно!», которым нас встретили, это обычная старательская и охотничья отговорка, чтобы не сглазили, а то «фартить» не будет.

Впрочем, на все наши вопросы о «фарте», о заветном фарте, который искали отцы, о котором рассказывали деды, наши старатели лишь улыбались вежливо. Здесь не может быть «дикого золота», богатой россыпи, а тем более крупного самородка. Здесь золото идет ровно, не жирно, но и не бедно. Это обыденная разработка земных недр, подобная добыче железа, меди, угля. И наши новые знакомцы-старатели отнюдь не брет-гартовские герои, а те же промышленные рабочие. Так произошло на наших глазах крушение пресловутой золотой романтики.

А когда мы отчаливали, старатели крикнули:

— Может, книжечка какая найдется почитать?

Раф поднялся и бросил им на берег «Токио — город безработных»…

Под камнем Лебяжьим «пофартило» Куку. Он, освободившись от гребли, запустил «дорожку». Вдруг быстро повел и дернул. На дно лодки смачно шлепнулся полновесный красноперый красавец окунь.

На переборах под дер. Курья пробились минут сорок. Слезем, сядем, опять слезем. Лодка похожа была на телегу на тяжелой дороге, когда пассажиры то слезут, то вскочат на ходу. В особо трудные моменты наш молодой рослый Нач хватался за носовую веревку и волочил за собой лодку. В такие минуты он похож был на Гулливера, волочащего за собой неприятельский флот.

Под камнем Красненьким налетели с полного хода на бревно-топляк. Лодка повалилась на левый борт и едва не опрокинулась. Такие полузатонувшие бревна опаснее ташей.

Это было первое предупреждение. Вскоре мы увидели под камнем Богатырь ушедшую вперед лодку немцев. Она была окружена, заперта могучими сплавными бревнами, и не было ей хода ни взад, ни вперед.

— Как «Красин» во льдах! — острит ехидно Кук. Он не знал, бедный, что это «красинское» приключение горше всех будет именно для него.

Вскоре и мы входим в сплошное бревенчатое поле. От немцев узнаем, что у подножья Богатыря Чусовую перегородил «лесной двор» Старо-Уткинского завода. «Двор» — это загородь поперек реки из толстых бревен, остановленных перекинутым через реку стальным тросом. «Двор» ловит бревна, идущие сверху молевым сплавом. Он поймал и нас, как в капкан.

Объединив силы с немцами, попробовали пропихнуть лодки под бревна и трос «двора». Не тут то было! Что же делать? Прекратить плавание в самом начале? Вернуться в Свердловск по железной дороге и поговорить по душам с ОПТЭ? Ведь оно должно было предупредить туристов о том, что река перегорожена, или организовать свободный проход для лодок. Отдохнули и снова принялись пропихивать лодку под изгородь «двора». Но с таким же успехом можно было пропихнуть верблюда в форточку.