По библейским местам - [100]

Я спросил, многие ли монахи принимают аским — схиму, и мне ответили, что помимо того брата, которого я вижу, таковых еще трое. Все это ясно свидетельствует, что, несмотря на первое впечатление, духовное рвение по-прежнему живет в этих монастырях, рвение того же рода, какое стало причиной появления первых святых и отшельников, готовых с энтузиазмом переносить любые трудности, чтобы оправдать гордое имя «поборников Бога».

Мы поднялись по каменным ступеням касра и оказались в самом лучшем хранилище, которое мне довелось видеть. Оно было выше, просторнее и содержало большее количество сводчатых камер, чем те, что мне показывали в других монастырях. На верху башни была даже большая, но уже не действующая церковь с тремя алтарями, на стенах ее можно было различить следы фресок.

Монахи рассказали, что башню построили на средства, присланные «царем Зеноном из Афин». Отчаянно путаясь в подробностях, они поведали занимательную историю, в которой мне удалось разобраться далеко не сразу. У царя Зенона из Афин была дочь, пожелавшая стать «монахом». Ее звали Илария. Покинув Афины в мужской одежде, она прибыла в пустыню Скетис, получила келью и стала жить среди братии, потом приняла схиму и предалась предельно суровому аскетизму. Она обрела известность под именем Иллариона Евнуха и действительно вступила монахом в обитель Св. Макария.

Но у царя Зенона была и другая дочь, она впала в безумие, и ее послали в монастырь Св. Макария в надежде, что кто-то из святых мужей пустыни сумеет изгнать из нее бесов. Илария сразу узнала сестру. Однажды ночью она пришла к ней в обличии монаха Иллариона, обняла и поцеловала, и безумие вмиг покинуло девицу. Принцесса не знала, что ее поцеловала родная сестра, и, вернувшись домой, описала свое исцеление отцу. Царь Зенон разгневался. Он написал настоятелю, требуя прислать в Афины молодого монаха, проявившего такую фамильярность по отношению к его дочери. Иларию отправили домой, где она смиренно принимала упреки отца, пока, вероятно, он не перешел границы разумного. Тогда она сняла рясу и назвала себя. Пораженный царь пытался убедить дочь остаться во дворце, но она решительно ответила, что мир можно обрести лишь в пустыне. Она вернулась в монастырь Св. Макария с «большим караваном даров», включая прекрасную пшеницу и масло. Илария, или Илларион, как называли ее монахи, скончалась в обители, и в память о ней царь распорядился выстроить каср. После смерти дочери он продолжал каждый год присылать монахам пшеницу и масло.

Такую историю поведали мне монахи из обители Св. Макария. Хотя письменные источники не сохранили упоминаний ни о каких дочерях, я обнаружил впоследствии, что «царь Зенон из Афин» — это император Зенон, и он действительно посылал в монастырь Св. Макария ежегодные дары пшеницей и маслом.

Прощаясь с настоятелем, я заметил статную фигуру с маленьким атташе-кейсом между глинобитных стен. Монах, который просил отвезти его в Каир, прежде одетый в потрепанную галабию и носивший на ногах пару шлепанцев, облачился в блестящий марокеновый костюм, спортивные туфли и черный тюрбан. Меня, признаться, шокировала мысль о том, что я вернусь в Каир со столь представительным духовным лицом.

Он сел рядом с Михаилом, и, если не считать простительного испуга при встрече с безумно несущимися навстречу (в лучших египетских традициях) машинами, ничто не напоминало о том, что этот человек — отшельник, на краткий срок возвращающийся в современный мир.

Глава восьмая Луксор, Асуан, Нил

Я еду в Луксор и вижу мумию Тутанхамона. Я спускаюсь в гробницы царей и знати, посещаю храмы и наблюдаю закат в Луксоре. Я направляюсь в Асуан и посещаю руины пустынного монастыря, а потом путешествую по Нилу.

1

Поезд, состоявший из белых спальных вагонов, покидал Каир каждый вечер, направляясь на юг — к Луксору и Асуану.

Когда рано утром я взглянул в окно поезда, то увидел, что мы медленно двигаемся вдоль дамбы, достаточно высокой, чтобы выдержать разливы Нила. Солнце уже поднялось, небо сияло голубизной, жители деревень пробудились. По берегам трусцой передвигались ослы, на их спинах громоздились тщательно укутанные, округлые фигуры. В углу поля сахарного тростника я заметил лису, пробирающуюся после ночной охоты в нору. Женщины в развевающихся одеждах стояли у колодцев, сосуды для воды они держали на голове или плече; а в деревнях, в тени пальмовых рощ молодые и старики грелись у освещенных солнцем стен, перерезанных гигантскими черными тенями, типичными для раннего утра.

А когда теплый свет разлился по всему Египту, страна наполнилась хрипами, криками, пронзительными голосами: вздыхали и ворчали мужчины, переносившие тяжелые грузы, под навесами из пальмовых листьев медленно поворачивались быки, привычные к движению туда-сюда вдоль полей, повторяющемуся неизменно с эпохи пирамид и уходящему в неизвестное будущее. И когда они совершают свой путь в надежде прибыть на место отдыха, скрипят и визжат колеса сакия, медленные, как мельницы Господа, а сбалансированная по весу пара сосудов то и дело добавляет воду, понемногу способствуя благополучию этой страны.