По багровой тропе в Эльдорадо - [23]

Смельчака, который спас жизнь переводчику индейцу, звали Диего Мехия. Я плохо знал этого молчаливого и, безусловно, самого скромного солдата в нашем отряде. Признаться, незаметная фигура Диего раньше мало привлекала мое внимание: его низкое происхождение, необщительность и к тому же разница в возрасте — он был, по крайней мере, вдвое старше меня — не давали поводов для сближения. Сейчас, после всего происшедшего, я с восхищением смотрел на его невзрачную фигуру, на скуластое лицо с маленькими, глубоко запавшими глазами. Мне никак не верилось, что неказистый простолюдин оказался способным на столь героический подвиг.

Очнувшись от оцепенения, охватившего их при виде чудовища, солдаты громко восторгались поступком Диего, хлопали его по спине, дружески обнимали, трясли за плечи. Один лишь Хуан де Аревало хмуро смотрел в сторону озера. Я подошел к нему и заглянул в лицо: зубы его были стиснуты, глаза недобро сощурены.

— Что с тобою, друг мой? — негромко окликнул я его.

Хуан резко повернулся ко мне. Лицо его перекосила злая гримаса.

— Ты, я вижу, в восторге от геройства этого болвана, — холодно процедил он. — А я… Я презираю его, слышишь? Презираю! Как смел он, солдат короля, рисковать жизнью ради ничтожного индейца? Даже тысяча тысяч язычников не стоят одного испанского солдата, потому что на этой проклятой земле каждый из нас — посланец святой церкви… Ты пойми, Блас, пойми: нас — горстка, все мы зависим друг от друга, а их — легион. Они ненавидят нас… Эх!..

Он с досадой махнул рукой и отвернулся. Я молчал. Я не верил своим ушам: слова Хуана казались мне чудовищными. Наконец, я твердо сказал:

— Хуан, опомнись! То, что ты говоришь, — бесчеловечно и подло. Мехия спас человеку жизнь, он великий смельчак и герой… А ты…

Он не дал мне закончить. Он схватил меня за руки и яростно выкрикнул прямо в лицо:

— Если бы речь шла о жизни человека — да! Я бы низко поклонился ему, твоему Мехии. Я знаю, Блас де Медина, что сердце твое подобно воску. Ты чувствителен, Блас, и слезлив. Но я не хочу быть таким, заруби это на своем коротком носу!..

Не помня себя от гнева, я оттолкнул своего лучшего друга и схватился за меч. Хуан отступил на шаг. Он смотрел мне в глаза, и я увидел в его взгляде сожаление и скорбь.

— Блас, — тихо сказал Хуан. — Оставь в покое меч. Подойди ко мне и обними меня, мой дорогой Блас. Мы не смеем так жестоко играть нашей дружбой. Прости меня, друг, и бог простит нас обоих…

Гнев мой остыл. Мы обнялись и остались друзьями. Но горький осадок от ссоры остался в наших сердцах. В молчании мы присоединились к отряду, который уже отправлялся в обход озера.

Мы прошли не более двухсот шагов, когда зоркий Агиляр заметил в прибрежных камышах вытянувшееся тело гигантской змеи[12]. Убедившись, что она мертва, мы подошли поближе. Размеры ее потрясали: толщина туловища не уступала бочонку, длина превосходила тридцать походных шагов. В сгустившихся сумерках трудно было различить ее цвет — лишь два ряда черных пятен явственно проступали на блестящей шкуре. На шее змеи зияла глубокая рана: для дракона индейских лесов удар испанского меча оказался роковым.

>ГЛАВА ДЕВЯТАЯ АПУАТИ

Вот уже двенадцатые сутки мы живем в индейской деревне в ожидании отставшего от нас войска Гонсало Писарро.

Десятью днями раньше мы вышли наконец к берегам Великой реки, она катила свои быстрые мутные воды на юго-восток. Не было пределов нашей радости: далекая страна Эльдорадо сразу приблизилась к нам, ведь мы знали, что она лежит где-то рядом, сразу за Великой рекой. Надежда придавала нам силы: даже самые обессилевшие и изверившиеся солдаты воспрянули духом. Но в первом же индейском селении нас постигло разочарование. Река, которой мы так радовались, не была заветной Великой рекой. Индейцы называли ее Напо и говорили, что где-то дальше, через много-много дневных переходов, она впадает в Великую реку, такую широкую, что другого ее берега не видно. Что ж, нам пришлось смириться и с этим.

Однако я несколько забежал вперед. Вернусь же к тому часу, когда мы впервые за много дней вышли из зарослей на полянку и увидели невдалеке от себя круглые крыши индейских хижин.

Заметили нас не сразу. Полуденный зной и томительная духота загнали индейцев в жилища, и только несколько женщин, укрывшись в тени раскидистого дерева, ловко потрошили серебристую рыбу. Но вот одна из них, гибкая, как лозинка, девушка случайно взглянула в нашу сторону, всплеснула руками и вскочила. Тотчас же, побросав рыбу, женщины бросились по хижинам, из которых через мгновение стали выбегать обнаженные воины с копьями в руках. До нас доносились их тревожные крики, и мы видели, как воинственно и недружелюбно поглядывают они на нас, как горячо спорят о чем-то и размахивают оружием. Однако никаких попыток напасть на отряд они не предпринимали.

Капитан Франсиско Орельяна внимательно наблюдал за суетливой беготней в селенье. Затем поднял руку и повернулся к нам.

— Солдаты короля! — сказал он решительно и громко. — Быть может, сегодня мы, как никогда, близки к своей цели. Враги изведали, на что мы способны в бою. Но испанский солдат должен быть не только храбрым воином, но и мудрым политиком. Сейчас у нас нет необходимости начинать бой с дикарями. После тягот пути нам нужен отдых и сытная еда. Поэтому сделаем же попытку завязать с ними дружбу. Овьедо, подай мой мешок с подарками. Аманкай, вместе с тобою я подойду к ним. Алонсо де Роблес и Гарсия де Сория, зарядить аркебузы!