Плывущий медведь - [8]

Франк одарил меня каким-то странным взглядом. Вдруг мир вокруг дрогнул. Кровь застучала в висках. Я видел, как по дороге проезжают машины. Как журналисты осаждают здание суда. И заметил, что голубая форменная рубашка у братца под мышками стала синей.

— Сменил бы рубашку, — порекомендовал я и отвернулся.

Я спустился по пешеходной дорожке. Было восемь вечера с небольшим. По-прежнему жарко. Было в этой жаре что-то тревожащее. Как будто хорошая погода уже собралась уходить, но что-то ее не отпускало. Владелец закусочной «Али-Баба кебаб» вытащил на улицу телевизор и поставил на белый пластмассовый стул. Люди смотрели повтор матча «Англия — Аргентина». У стены турагентства мальчишки играли в футбол. У одного из них была превосходная техника. Мальчик великолепно попадал по мячу, и тот мелькал между домами, словно маленькое солнце.

В памяти всплыли мгновения, когда я сам гонял мяч. Они еще хранились где-то в подсознании, эти мгновения. Надо мною — небо, подо мною — грязь. Я перестал играть в двадцать два года, когда разбил колено. Отец был прав. Он всегда говорил, что великим футболистом мне не стать. «Ты слишком добрый, — говорил отец. — Слишком слабый».

То же самое пару лет назад сказала мне Ирен, когда мы обедали в саду. Мы сидели под садовым зонтиком и слушали шум дождя. «Ты всегда такой добрый?» — спросила она. Мы тогда много выпили, но я хорошо запомнил ее взгляд, когда она задавала этот вопрос. Так она посмотрела на меня впервые. Я заглянул в ее глаза и не ответил. В первый раз я подумал, что не могу себе доверять. Мне нельзя было доверять.

Я добрался до кабинета, закурил и достал блокнот. Все казалось настолько очевидным. Как будто на события вдруг хлынул свет, позволяя разглядеть малейшие детали. Как на рентгеновском снимке, на котором любой идиот сможет показать, где опухоль. Но все ли на самом деле так просто? Верно ли, что молодой Педерсен долго провоцировал беженцев и те, устроив погоню за «опелем», вытеснили его в реку?

Я начал писать. Это в нашей профессии самое легкое. Считается, что журналист должен уметь красиво писать. В действительности журналист должен писать посредственно. Если журналисту вздумается писать красиво, значит, ему пора менять работу. Тем, кто пишет красиво, пути карьерного роста в газете закрыты. А уж если вознамерился сделать карьеру, изволь писать посредственно или не писать вовсе.

Через час я отправил статью по электронной почте и закурил. Позвонил родителям. Трубку не брали. Позвонил еще раз — безуспешно. Моду уходить из дому отец взял после того, как его выкинули с работы. Говорил, что прогуляется до центра — купить газет, а сам уходил на целый день. Я подбирал его в пивных, на автозаправках, в палаточных лагерях и на спортплощадках. Там он мог часами сидеть, снова и снова перечитывая газеты. В конце концов, я или брат узнавали о нем от посторонних.

Позвонили из центральной редакции. Сказали, что у них большие виды на это дело. Сказали, что вводную к статье надо бы заострить. Прокрутив все в голове, я отправил им новую вводную. Хотел позвонить Ирен, но решил, что не стоит. Нужно было ехать домой и принять душ, но сил уже не оставалось. Вместо этого я запустил пасьянс.

Я сидел и ждал, пока часы на мониторе не покажут десять. В системном блоке, охлаждая процессор, гудел винт кулера. На улице шумели машины. Мопеды. Молодежь. Собака. И все эти звуки говорили о том, что за окном мчится лето.

~~~

Я подошел к машине. Руль все еще был липким от крови. Потом отмою, решил я. Рука ныла, но теперь уже не так сильно. Я ехал медленно, одной рукой настраивая приемник на местную волну. Передавали радиолото. Диктор монотонным голосом зачитывал номера. Я выключил приемник.

В салоне было по-вечернему свежо. После заката стало прохладнее. Я закурил и развернулся. На мосту у автозаправки лежали цветы и горели свечи. Тут же разместилась группа хмурых подростков. На дороге стоял оператор и просил их встать покучней.

Позвонил заведующий фотоотделом. Им нужен был портрет парня. Семья погибшего просила не публиковать никаких фотографий, сказал я. Завотделом ответил, что газете не до семьи погибшего. Я пообещал постараться и что-нибудь найти. В офисе я заходил на наш внутренний сервер. Фотография там еще лежала. Молодой Педерсен — в руке винтовка, на лице заметны остатки оранжевой краски, макушка выбрита, что придает детской фигуре агрессивный вид. Что-то в нем было пугающее. Возможно, потому что совсем недавно он умер.

Снимок сделал один из наших штатных фотографов. Тогда я взял его с собой, отправляясь в Йордал, к ребятам, которые увлекались пейнтболом. Фотографию так и не напечатали. С подобным сюжетом параллельно работала воскресная редакция в Бергене — я этого не знал. Я предлагал опубликовать обе статьи, но предпочтение отдали бергенской версии. Потом я решил, что это и к лучшему. Есть в этих ребятах из «национального ополчения» что-то нездоровое. Очень любят позировать в камуфляже и с оружием. Появись эта фотография в печати — шуму будет еще больше.

Меня тогда удивило, что некоторые наши подростки предоставлены сами себе. Их проделки называют детскими шалостями. Дескать, повзрослеют и перестанут валять дурака. Но есть ведь и другой вариант развития событий. Когда-нибудь эти ребята могут выйти на улицу. Уже не дети, а здоровенные неуправляемые парни. Посмотреть хотя бы на молодого Педерсена. У него на лице написано, что он пойдет на что угодно. Не ведая, что творит.