Плюсквамфутурум - [83]

Подняв подстаканник с последним глотком коньяка, я из последних сил провозгласил:

— Russland, Gluck auf! Да здравствует Россия! — после чего испил чашу до дна…»

Мысленно поставив отточие, я выпил ещё чаю, и поставил чашку на стол в вагонном салоне. Создавать книгу без бумаги, в одном только своём воображении, было достаточно непростым занятием. Почему-то она начала придумываться с последней, весьма абсурдной главы. Сюрреалистичный мир, созданный моей фантазией, совершенно не уступал тому миру, из которого меня сейчас на полной скорости уносил поезд-люкс. Я специально старался не вспоминать все события этой ночи. Мне снова не дали выспаться.

— Президент сказал, что надо спешить, — сказала мне администратор Жанна, разбудив меня во втором часу ночи. Торопливый не то завтрак, не то ужин в четырёхспальную постель, короткий инструктаж о моём посольском вояже, поездка бронетранспортёром (у него был изумительный interieur с мягкими, обитыми тёмно-вишнёвой кожей сиденьями) по ночной Тверской улице, Минский вокзал, взятый в кольцо боевого оцепления, прощание с президентом на перроне; всё это промелькнуло вокруг меня так быстро, что я не успел толком ничего осознать. Просыпаться я начал только после того, как поезд начал свой путь.

Вагон ощутимо качнуло. Большие часы с мерно покачивающимся бронзовым маятником показывали 7.30. Приближались рассвет и граница России; пространство и время, как я уже успел неоднократно убедиться, были неделимы. Белые полупрозрачные шторы закрывали окна, так что я не мог ничего увидеть. Мне почему-то подумалось, что это сделано специально, чтобы высокопоставленные чиновники в своих путешествиях этим поездом были избавлены от тяжёлой и неприятной картины России за окном. В самом деле, изысканный интерьер салона с панелями полированного красного дерева слишком сильно контрастировал бы с пейзажами провинциальных городов.

Я выпил ещё глоток чая, подумав, что в качестве эпиграфа моей будущей рукописи надо будет взять что-нибудь из классики: не то

«И буду долго тем любезен я народу

Что чувства добрые в нём лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал»,

не то

«Так точно дьяк в приказах поседелый

Спокойно зрит на правых и виновных,

Добру и злу внимая равнодушно,

Не ведая ни жалости, ни гнева».

Чашка опустела. Можно было бы попросить ещё одну, но мне не хотелось лишний раз видеть сопровождающих, которыми был полон соседний вагон. По той же причине я не потребовал ни бумаги, ни ручки. Душой и мыслями я был уже не здесь, и у меня не было желания лишний раз напоминать себе о том, что моё тело, к сожалению, ещё находится в салоне спецпоезда-люкс. Одиночество позволяло собраться с мыслями. Я твёрдо решил, что перебравшись через границу, я немедленно направлюсь на дачу премьер-министра, и не покину её до тех пор, пока не будет закончена работа над моей книгой. Конечно, этот процесс мог затянуться, но я предполагал, что запасов денег в каморке хватит надолго.

Совершенно неожиданно для меня поезд начал резко замедлять ход. Меня вжало в спинку кресла. Чашка поехала по столику и упала на ковёр. Тормоза поезда издали пронзительный, режущий душу звук; состав дёрнулся и остановился. Наступила тишина.

Я вскочил на ноги, ища глазами предмет, который можно было бы использовать в рукопашной схватке. Воспоминание о вчерашнем вязьминском утре вспороло мою память, точно кинжал. Неужели меня снова пришли арестовывать на рассвете? Успею ли я забаррикадировать дверь декоративной пальмой в кадке? Замерев на мгновение, я бросился к мини-бару в виде глобуса и схватил бутылку коньяка «мартель»; из всего, что там было, именно она наилучшим образом легла в руку для самообороны.

Дверь салона открылась, пропуская внутрь Человека в Чёрном. Я с изумлением посмотрел на него. Казалось, что со времён нашей прошлой беседы на берегу Преголи прошло не двое суток, а двадцать лет.

— Добрый день, — вежливо и с предельной невозмутимостью произнёс Человек в чёрном. Сейчас на нём был изысканный смокинг с блестящими атласными лацканами. В левой руке он держал чёрный саквояж. — Я не сомневаюсь, что вам есть о чём рассказать мне, но я предлагаю перейти к этому позже.

Это была прекрасная идея. В эту минуту я вряд ли смог бы сказать что-либо осмысленнее, чем «абырвалг».

— Я взял на себя ответственность ненадолго остановить ход спецпоезда, — продолжил он своим бархатным голосом. — Вы проделали большой путь, и я полагаю, что можно сделать небольшую остановку. Я весьма впечатлён. Кстати, вы не находите забавным, что каждый раз, когда мы встречаемся, вы держите в руках бутылку коньяка?

Мне отчего-то захотелось глупо захохотать, глядя ему в глаза.

— Хорошо, что я не успел бросить в вас бутылкой, — сказал я, ставя коньяк на стол. — Будь мы на Диком Западе, я бы уже начал стрелять в дверь из своего «смит-вессона».

— Ничего страшного, — сказал мой собеседник столь вежливо, словно я извинялся перед ним за невыглаженность своих брюк. — В любом из этих случаев вам было бы не под силу причинить мне какой-либо вред. Но я вижу, что вы определённо набрались жизненного опыта. Вы прекрасно действовали. Оказываясь в нужном месте в нужное время, вы совершали нужные поступки. Тем не менее вы вправе задать вопрос, почему я появился только сейчас.