Пляска смерти - [2]

Фабиан съел компот и отодвинул тарелки.

«У капуцинов тоже что-то неладно? Безумие, безумие! Просто уму непостижимо!»

Усталость прошла, он снова был бодр и свеж. Ну и дела творятся в священной германской империи! Ну и дела! Крюгеру дали отставку! Монастырь капуцинов вот-вот закроют, – да тут сам черт ногу сломит.

Он взял графин с красным вином и стакан и вернулся в свой кабинет, чтобы там, после долгого отсутствия, еще часок насладиться тишиной у себя дома. Взгляд его рассеянно скользнул по пестрым корешкам книг, по стопке писем и газет на письменном столе, но он уже не мог собраться с мыслями: покой был нарушен. Все время его преследовала мысль, что в священной германской империи творятся непонятные и странные дела.

Наконец, он взял сигару и опустился в удобное кресло. Он сидел, вытянув ноги, с незажженной сигарой в руке и думал.

Да, они давно уже появились в городе. В коричневых рубашках, с портупеями, в высоких кавалерийских сапогах, как будто только что сошедшие с боевых коней, не то ландскнехты, не то ковбои. Но, что бы там ви говорили, выглядели они хорошо: сильные, мужественные, полные энергии, порою дерзкие. В общем они держали себя пристойно, иногда, правда, грубовато и несколько вызывающе, но в городе к ним уже привыкли. Сначала их было немного, и люди оглядывались на них. Постепенно их становилось все больше и больше, но и это стало обычным. Они привлекали к себе внимание, только когда появлялись на улице целыми толпами, громыхая кружками для сбора пожертвований, и те, кому тяжело доставались трудовые гроши, старались обходить их. Сам Фабиан всегда имел наготове мелочь, чтобы никто не подумал, будто он намеренно держится в стороне. Да это и было бы ни к чему.

Вот и сегодня он снова встретил их в поезде. Они заняли два столика в вагон-ресторане и вели себя шумно и заносчиво. Это были почти сплошь молодые люди, видимо, возвращавшиеся с какого-то сборища, вдохнувшего в них новую энергию. Иногда они кричали что-то, обращаясь друг к другу, и взгляды их вызывающе и нагло скользили по остальным пассажирам. Без сомнения, за четыре месяца, которые он провел в отпуску, их самонадеянность сильно возросла, а властолюбивые помыслы непомерно окрепли. Казалось, они вдруг стали силой в стране. Или ему это только померещилось?

Фабиан встал и сделал несколько шагов по комнате. «Или мне это только померещилось?» – снова спросил он себя. Потом опять бросился в кресло и погрузился в размышления.

Ну, хорошо, сначала им были не по нраву социалистические партии, потом буржуазные, вплоть до консерваторов, но и этого мало. Церковь стала им поперек дороги, мешая их властолюбию. Даже здесь в городе они затеяли войну с безобидными капуцинами, которые и мухи не обидят. Нет сомнения, что за эти четыре месяца влияние национал-социалистской партии стало захватывать все более широкие круги, она явно окрепла и упрочилась. Это бесспорно! А он полагал, что пройдет год – другой и она сойдет со сцены, как это случалось с другими партиями до нее. Фабиан беззвучно рассмеялся. Какое заблуждение! Какое невероятное заблуждение! «Слава богу, – подумал он, – не я один поддался этому заблуждению, а многие и поумнее меня. Слава богу!»

Мысли его стали мешаться, усталость опять взяла свое, у него едва хватило сил подняться с кресла.

«Уже поздно, пора спать! – подумал он. – Не успел я вернуться домой, и меня вновь терзают те же тревожные мысли. Ну, хорошо, завтра во всем разберусь. Завтра взгляну на все трезвыми, спокойными глазами. Завтра, завтра! Ведь завтра наступит совсем новый день». Фабиан зевнул; он ужасно устал.

Он выключил верхний свет. Завтра предстоит встреча с Клотильдой. Только теперь он вспомнил о жене и злосчастном раздоре, грозившем разрушить его семью. За эти четыре месяца Клотильда уже несомненно все обдумала. Времени у нее было более, чем достаточно. «Посмотрим, завтра все выяснится… Но если, – он с трудом сосредоточивался на какой-нибудь мысли, – если она и теперь будет настаивать на разводе? Что тогда?»

Он попробовал разобраться в своих чувствах. «Как странно, – размышлял он, – что я могу теперь спокойно все обдумывать; ведь в санатории я ночи напролет не спал из-за этих мыслей. В конце концов я и заболел-то из-за этой истории». Пошатываясь от усталости, он на минуту задержался у письменного стола. «Но если она и после этих четырех месяцев все-таки будет настаивать на разводе, – продолжал он раздумывать, – если, невзирая на двух сыновей, будет во что бы то ни стало его добиваться, ну что ж, тогда она его получит!»

Он сдвинул брови, сам удивляясь своей решимости.

Значит, желание Клотильды для него все еще закон.

Слишком утомленный, чтобы почувствовать горечь или вообще что-либо почувствовать, он направился в свою спальню.

II

На следующее утро Фабиан проснулся успокоенный и полный свежих сил. Он стал одеваться с особой тщательностью, внимательно разглядывая себя в зеркало. Фабиан был доволен собой. Лечение сделало его совсем другим человеком. Так как было уже около десяти, он торопливо позавтракал, по обыкновению один в столовой. Отпуск его кончался завтра, но он уже сегодня решил заглянуть на часок в свою контору. И вообще в этот первый день после долгого отсутствия – дел выше головы.