Пляска на бойне - [89]

Я отпер замки и поднял крышку. Там лежали пачки двадцатидолларовых купюр, стянутые резинками.

— Надеюсь, вы не будете возражать против двадцаток, — сказал он. — Вы не уточнили, какие купюры вам нужны.

— Эти меня устраивают.

— Пятьдесят пачек, по пятьдесят купюр в пачке. Не хотите пересчитать?

— Я вам доверяю.

— Мне следовало бы проявить такое же благородство и поверить вам, что это и есть та пленка, которую записал Левек. Но я все-таки, пожалуй, прокручу ее.

— Почему бы и нет? Ведь я же открыл кейс.

— Да, это было бы проявление полного доверия, правда? Взять кейс не открывая. Ольга, ты права. Этот человек мне нравится. — Он похлопал меня по плечу. — Знаете что, Скаддер? По-моему, мы с вами станем друзьями. По-моему, нам суждено стать очень близкими друзьями.

Мне вспомнилось, что он говорил Ричарду Термену: «Мы с вами теперь так близки, что ближе не бывает. Мы братья по крови и по семени».

Он запустил кассету, выключив звук. Сначала он прокручивал ее вперед большими кусками, и в какой-то момент я подумал, не перепутал ли я пленки в банке и не увидим ли мы сейчас обычный вариант «Грязной дюжины». Вообще-то не имело никакого значения, что было на пленке, если только Мик Баллу перестанет чесать задницу и займется входной дверью, — но дело что-то затягивалось.

— Ага, — сказал Стетнер.

Я вздохнул с облегчением — начался их фильм. Стетнер стоял, упершись руками в бедра, и пристально смотрел на экран. Телевизор здесь был больше, чем у Элейн, и из-за этого фильм производил еще более сильное впечатление. Я почувствовал, что не могу отвести глаз от экрана. Ольга стояла, тесно прижавшись к мужу, и смотрела как загипнотизированная.

— До чего же ты красива, — сказал ей Стетнер и обернулся ко мне: — Вот она здесь во плоти, но я должен увидеть ее на экране, чтобы оценить ее красоту. Любопытно, правда?

Не знаю, что я собирался ответить, но все равно меня никто бы не услышал, потому что в этот самый момент где-то в здании раздались выстрелы. Сначала два, один за другим, потом целая россыпь в ответ.

— Господи Иисусе! — воскликнул Стетнер и круто повернулся к двери.

Я начал действовать сразу, как только до меня дошло, что происходит. Сделав шаг назад, я откинул левой рукой полу пиджака, а правой выхватил револьвер, держа указательный палец на спуске, а большой на курке. За спиной у меня была стена, так что я мог одновременно держать их под прицелом и наблюдать за дверью.

— Стоять, — сказал я. — Никому не двигаться.

На экране Ольга забралась на мальчика и стала насаживать себя на его член. Потом, в мертвой тишине, начала дергаться на нем, словно в бешеной скачке. Я видел это краем глаза. Но Берген и Ольга теперь уже не смотрели на экран. Они стояли рядом, глядя на меня и на револьвер у меня в руке. Никто из нас троих не произнес ни звука, как и та пара на экране.

В тишине раздался выстрел. Потом снова стало тихо, а через несколько секунд на лестнице послышались шаги.

Шаги доносились уже из коридора, было слышно, как открывают и закрывают двери. Стетнер хотел что-то сказать, но тут я услышал громкий голос Баллу, который звал меня.

— Я здесь! — крикнул я. — В конце коридора.

Он ворвался в комнату. Большой автоматический пистолет казался детской игрушкой в его громадной ручище. На нем был отцовский фартук. Лицо его было искажено яростью.

— Том ранен, — сказал он.

— Тяжело?

— Не очень, но он лежит. Эти сволочи устроили ловушку — когда мы вошли в ту сучью дверь, там в темноте караулили двое с пистолетами. Хорошо еще, стрелки они никуда не годные, но Тома все-таки успели подстрелить, пока я их не свалил. — Он тяжело дышал, хватая ртом воздух. — Одного наповал, а другого уложил с двумя пулями в животе. Потом сунул ему пистолет в рот и разнес его паскудную башку. Сука поганая, стрелять в людей из засады.

Вот почему Стетнер как будто играл на сцене, когда открыл мне дверь. Там и в самом деле были зрители — охранники, которые прятались в темноте.

— Где деньги? Забираем их и везем Тома к врачу.

— Вот ваши деньги, — мрачно сказал Стетнер и показал на все еще открытый кейс. — Вы могли спокойно забрать их и уйти. Зачем было все это устраивать?

— У вас была охрана, — сказал я.

— Исключительно ради предосторожности, и, похоже, я оказался прав, что принял меры. Хотя особой пользы это мне не принесло, верно? — Он пожал плечами. — Вот ваши деньги. Забирайте и проваливайте.

— Здесь пятьдесят тысяч, — сказал я Баллу. — Но в сейфе есть еще.

Он взглянул на сейф, потом на Стетнера.

— Открывай! — рявкнул он.

— Там ничего нет.

— Открывай сейф, сука!

— Там только пленки, но они куда хуже той, что идет сейчас. Интересно сделана, как по-вашему?

Баллу бросил взгляд на экран — он только сейчас его заметил. Через несколько секунд до него дошло, что там происходит. Он прицелился из «зауэра» и нажал на спуск. Несмотря на солидную отдачу, его рука не шевельнулась, словно каменная. Кинескоп с грохотом взорвался.

— Открывай сейф, — еще раз сказал он.

— Я не держу там деньги. Кое-что хранится в банке, а остальные — в сейфе у меня дома.

— Если не откроешь, считай, что ты покойник.

— Вряд ли я смогу его открыть, — ответил Стетнер спокойно. — Вечно забываю шифр.