Плутовской роман в России - [114]

Шрифт
Интервал

. Но это недопустимо, да просто неверно, так как все подписчики – ещё далеко не все покупатели, а все покупатели – не все читатели. Но прежде всего состав этих 440 заказавших заранее не является уменьшенным отражением примерно 7 тыс. покупателей и всей совокупности читателей. Чтобы заказать книгу уже до её опубликования, о ней следовало слышать заранее, интересоваться ею. При этом надлежит учитывать, что Булгарин, живущий и работающий в Петербурге, был там существенно известнее и имел также гораздо больший личный круг знакомых, чем в Москве. С другой стороны, в предварительном заказе были гораздо более заинтересованы помещики и чиновники из провинции, только иногда приезжавшие в столицу, чем жители двух крупных городов, которые, если они хотели почитать книгу, в любое время могли купить её у книготорговца или взять на время у знакомых. Поэтому бросающиеся в глаза различия распределения (при 42 % из Петербурга и 52 % из провинции только 6 % из Москвы) не ошеломляют. Но переносить величины, выраженные в процентах, на всех читателей и намереваться сделать отсюда вывод о социальной ориентации автора недопустимо. В действительности «Выжигин» обращался ко всему русскому «среднему сословию» и достигал как бестселлер почти всех читательских слоёв, о которых тогда вообще шла речь в связи с русским романом.

Это подтверждает также рецензия в «Московском Телеграфе», журнале Н. А. Полевого, главного представителя «романтической» журналистики, принадлежавшего сначала к числу «прогрессивных» публицистов, но после столкновений с цензурой перешедшего в лагерь Булгарина. Рецензия «Московского Телеграфа» на «Выжигина» поучительна прежде всего как вполне объективный анализ успеха:

«В кабинетах, в гостиных, на бирже, в городах, в деревнях, в целой России сочинения г-на Булгарина, и особенно «Иван Выжигин», составляют предмет разговоров. Книги, которые в месяц распродаются тысячами экземпляров, становятся предметом разговоров всюду, у всех, и вызывают отчаянные нападения в некоторых журналах, эти книги, несомненно имеют успех огромный. Всё дело было в составе русской читающей публики. Можно различить три «класса» читателей. 1. Заинтересованный и ведущий, но малый в численном отношении, состоял из «людей среднего состояния» и представителей молодого поколения. 2. «Задняя шеренга» образованной публики, состоявшая из членов некоторых клубов, богатых людей и т. д., которые читали большей частью от скуки, а в остальном довольствовались книгами Левшина о Хозяйстве. И 3. Экстравагантные «русские французы», читавшие почти исключительно французские романы и некоторых французских классиков. При таком состоянии публики, действуя на одних просвещенных людей, невозможно иметь огромного успеха. Но интерес второго и третьего классов можно завоевать только благодаря посредничеству этих первых ведущих групп, когда их представители будут говорить и писать об определённой книге. Там сказано буквально следующее: «…Огромный успех в России есть уже следствие: он бывает только отражением победы над немногими законодателями литературными». Но единожды утвердившись в каком-либо мнении, читатели с трудом отказываются от него. Так обстоит дело и с Булгариным. Когда он в начале 20-х гг. вошёл в русскую литературу, эта литература напоминала невозделанное поле. Его описания нравов были актуальны и вызывали симпатию. Так он завоевал публику, и его роман был распродан сразу уже на основании простого извещения. К этому добавляется, что Булгарин относился к числу таких авторов, которые не публику поднимали до себя, а сами наклонялись к ней. Он в высокой степени гармонирует с русским читателем, которому Вальтер Скотт часто непонятен или скучен, в то время как у Булгарина сразу же понимают, кто друг и враг без необходимости умственного напряжения.

Все критики замечали в «Выжигине» отсутствие единства. Но оно есть как основная идея и главная цель автора – изобразить нравы русского «среднего сословия»[926]. В противоположность этому Булгарин как сатирик мог пренебрегать своими героями и их внутренней жизнью. Достойно критики только, что эта основная идея не проводится с достаточной последовательностью, ибо все вставки (о Киргизии, Венеции и т. д.), все чудесное и интриги излишни. Также часто неудачны и устарелы изображения русского, приносят какие-то фантомы доброго и злого, в то время как имеется всё же более чем достаточно актуального материала для «Русского Лесажа». Несомненно, «Выжигин» слабее подобных зарубежных произведений, но так же неоспоримо он – самое блестящее явление в современной нам прозаической словесности. И если слышат, что теперь вдруг около десяти различных русских авторов работают над романами, в этом, конечно, можно предположить воздействие «Выжигина», которого многие так критиковали»[927].

Но вскоре за этой попыткой относительно благожелательной оценки следует новая атака в «Вестнике Европы».

Она заключается в объявлении и комментарии, написанных соответственно по-польски и по-русски. Под названием «Новое польское произведение» читателей информируют о выходе перевода «Выжигина» на польский. Вслед за тем говорится, что это «польское произведение» «известного польского литератора» Тадеуша Булгарина


Рекомендуем почитать
Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.


Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики

В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.


О том, как герои учат автора ремеслу (Нобелевская лекция)

Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах

Впервые публикуется полная история о Леониде Хрущёве, старшем сыне первого секретаря Коммунистической партии Советского Союза Никиты Сергеевича Хрущёва и деде автора этой книги. Частично мемуары, частично историческое расследование, книга описывает непростые отношения между сыном и отцом Хрущёвыми, повествует о жизни и смерти Леонида и разоблачает мифологию, окружающую его имя. Расследование автора — это не просто восстановление событий жизни младшего Хрущёва, это и анализ того, почему негативный образ Хрущёвых долго и упорно держится в русском сознании.