Плутоний для атомной бомбы - [6]

Есть на улице Школьной коттедж № 32. В этом доме в те времена был маленький ресторан, в котором можно было вкусно позавтракать, пообедать и поужинать с богатой выпивкой. В этот «генеральский ресторан» пускали и нас, представителей науки, членов пусковых бригад, и мы там иногда бывали. В одно утро за завтраком у меня произошла необыкновенная, запомнившаяся встреча. Напротив меня сидел солидный мужчина с седоватыми волосами и лицом, которое мне напоминало, а кого — не мог вспомнить. Потом подумал, что это Ваня Кирин — мой товарищ по школе, который был озорник и хромал на одну ногу. Решил проверить и взглянул на него, когда он пошел на выход. Да, хромает, это он. Пошел за ним, разговорились. Оказалось, что он такой же сотрудник института и приехал пускать завод, только другой. Он сообщил мне, что в этом же поселке живет Петя Трякин, тоже школьный товарищ и даже дал его адрес. С тех пор я не видел Ваню. а с Петром Ивановичем Трякиным в тот же день встретился и до сих пор встречаемся. Вот такие бывают случаи в жизни.

В то время всякое общение с другими людьми в условиях режима тех лет, вызывало внимание контрольных органов, и, видимо, поэтому Ваня внезапно исчез, не оставив никакой весточки о себе. О работе, как правило, не разговаривали вне рабочих мест, мало упоминали названия элементов, которые были предметом нашей работы. Даже в стенах института, где нужны были понятные изложения, мы пользовались условными названиями, условными символами. Если почитаете отчеты тех лет о результатах исследовательских работ, вы не найдете слово «уран» или «плутоний». Все называлось по-другому. Мы как-то остерегались лаже в разговорах произносить эти слова и это так впиталось в наше сознание, что бывали каверзные случаи. Однажды после работы я ехал на трамвае по Москве и захотелось мне побывать в кино. Все равно чего смотреть, лишь бы отдохнуть. В окно трамвая увидел кинотеатр, но когда прочитал название кинотеатра «Уран», я не пошел в кино.

Как-то мне рассказал Семен Борисович Цфасман — наш главный приборист о том, что он от частых хождений мимо многих часовых, так привык вытаскивать из кармана пропуск, что, когда приехал домой, то стал искать пропуск, чтобы показать у двери своей жене. Я ему поверил. Жаль человека. Какой он был умница. Вскоре после пуска завода его уволили (тогда всех евреев Берия увольнял с нашего завода), он приехал домой в Москву и не мог долго найти работу, сильно заболел язвой желудка и вскоре умер. Эту «язву» он нажил еще работая на заводе.

А теперь поедем на завод. В те дни он назывался объект «Б» и начальником его был Петр Иванович Точеный — типичный руководитель, хозяйственник того времени. Он бегал, суетился, много кричал, постоянно вытирал платком свою потную бритую голову и проявлял такую энергию и готовность делать все сразу, что это, порой, мешало самой работе. Будучи малого роста, но с большим ожиревшим животом, он катился по стройплощадке быстро и всюду успевал. Свое дело он делал добросовестно, старательно и для завершения самой стройки он выполнил все, что мог и что надо. Он постоянно ругался со строителями, требовал испытывать оборудование давлением, гидравликой и сам старался все проверить. Строители его слушали, побаивались и подшучивали. Как-то в столовой на «березках» во время обеда начальник строительного участка А. К. Грешнов (капитан) рассказал, что рабочие-строители забрызгали мазутом Точеного, а потом сильной струей воды отмывали его. И вот капитан предложил тост за то, что живот Точеного выдержал испытание давлением 10 атм. Такие шутки были обычны, они никого не обижали, и, несмотря на постоянную перебранку с крепкими словцами, люди жили дружно и уважительно.

В этой столовой-ресторане специалисты, строители, монтажники, ученые отдыхали после тяжелого труда довольно весело, дружно. Рассказывали разные байки, анекдоты, смешные истории, а однажды главный конструктор большой железобетонной трубы — тов. Ротшильд поспорил, в ожидании обеда, что простоит на руках на столе пять минут и за это соседи должны его накормить бесплатно. Он был маленький, щупленький, и никто не поверил в такие его способности. А когда он простоял все 5 минут, то А. К. Грешнов заявил, что наконец-то впервые в жизни Ротшильд заработал своими собственными руками кусок хлеба. Шутка была безобидна, все смеялись и полностью отвлеклись от бесчисленных забот на короткое время. Уверенно говорю, что жили тогда дружно, доброжелательно, люди понимали и уважали шутки. 

Ранним октябрьским утром, еще в темноте, ехали мы в автобусе первый раз на свой объект. Проезжая мимо завода 156, мне на ухо шепнул Угрюмов: «Это Аннушка». Я ничего не понял, но промолчал. Потом, когда расспросил, оказалось, что мы ехали мимо объекта «А», первого промышленного реактора, и говорить о нем, тем более о том, где он находится, было строго запрещено. Вскоре мы подъехали к «своему» объекту — зданию 101, которое было в полном разгаре строительства. Вызывала удивление труба высотой 151 м и удаль строителей и монтажников, которые еще продолжали достраивать трубу и монтаж ее оснастки. Разумеется, я поспешил посмотреть, где и как идет монтаж оборудования 8-го отделения, в котором мне предстояло работать, пускать новое производство. Однако, проникнуть удалось не везде. В самой конечной части технологического передела монтировалось оборудование из серебра, золота, платины и поэтому вход туда был весьма ограничен, с обязательным полным переодеванием и с проходом в голом виде. Вел монтажные работы главный инженер управления «Уралпроммонтаж» т. Николаевский. Это изумительно энергичный человек, имеющий богатый опыт монтажных работ, грамотный и умный специалист. Работал он почти круглые сутки, не выходя с завода. Он говорил громким женским голосом. Если не видно, кто говорит, то обязательно подумаешь, что указания дает женщина, это являлось всегда предметом шуток. Зато работал и мыслил, как настоящий мужчина. У него были мастера высокого класса, такие как Докашенко, Березовский Б. Н., Дериш; они умели монтировать с большой точностью и высоким качеством. Вообще я считаю, что отношение к работе в те времена было более ответственным, более добросовестным, чем сейчас, когда длительное отвлечение от работы на различные идеологические занятия, семинары, на спортивные соревнования и художественную самодеятельность, дали свои отрицательные последствия. Сказалась и меньшая требовательность к срокам и объему производства. Сказались и различные производственные совещания, ПДПС. эксперименты, бросания в разные направления хозяйствования. Таким путем появилось равнодушие к работе со всеми тяжелыми последствиями.